03.10.2014
Москва
Служба информации Союза Православных Хоругвеносцев и Союза Православных Братств
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ ХОРУГВЕНОСЦЕВ,
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ БРАТСТВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ ГЕРОЯ. ПАМЯТИ НАШЕГО БРАТА ЮРИЯ НИКОЛАЕВИЧА АГЕЩЕВА
Глава - I
Почти в тот же день, как Юра умер, я попал в больницу. Оказывается, скорая ко мне приехала в пятницу, где-то в 23.30. Быстро приехала. За пять минут. До этого у меня несколько дней подряд были сильные загрудинные боли, и руки как бы свинцом наливались. И болели особенно в запястьях. Как будто их ржавыми гвоздями пробили. Оказывается, такое вот "закладывание" груди называется "стенокардия напряжения". В народе, я помню, оно называлась – "грудная жаба". Послушали они меня, сделали кардиограмму, и сказали, что надо ехать в больницу. Точнее, мужчина, который делал кардиограмму, спросил:
– Вы в больничку не хотите поехать?
Я не хотел. Но женщина врач сказала, что если я не поеду, то у меня будет второй инфаркт, и "– вы его можете не пережить"… В общем, они меня уговорили. Собрались мы с Татьяной, и я сел в скорую. Через пять минут приехали. В ту самую больницу, с которой я семь лет назад начинал свои хождения по мукам. №36. Взяли в реанимацию. Там я был с вечера пятницы – 19 сентября до понедельника 22-го. Нелегко это – в реанимации. Совсем не спишь. Грудь болит. Постоянные капельницы. Вводят изотект, он же нитроглицерин, чтобы боль снять. Лежишь, пристёгнутый, весь в проводах и электродах. Чуть повернулся – электрод отлетел, – сразу запищал и завыл монитор над головой. Спать невозможно. Сердце останавливается, сознание темнеет, и куда-то проваливаешься во тьму внешнюю. И дышать нечем. И дышишь как рыба, выброшенная на лёд. Хватаешь воздух ртом… Утром в субботу повезли в хирургию и поставили ещё один стенд. Сказали, что если не поставлю себе стенд, то до следующей больницы – Склифосовского – не доеду. Умру по дороге. Пришлось согласиться. Повезли куда-то вверх, видно, на седьмое небо. В понедельник вечером меня посетила супруга моя, Таня, а может, и воскресенье. Путаются дни. И сказала, что меня отвезли на скорой прямо на праздник "Чуда Архангела Михаила в Хонех". Был час ночи. В приёмное отделение реанимации меня взяли в 02.00. То есть "Чудо в Хонех" было, как я понимаю, в субботу, а операцию стентирования провели на Рождество Пресвятой Богородицы – в воскресенье. А-н, нет! В ночь с пятницы на субботу привезли. В субботу утром сделали операцию. Значит, это и было "Чудо в Хонех". Хорошо сделали. Архангел Михаил меня не оставляет. А в воскресенье, 21 сентября, на Рождество Пресвятой Богородицы я уже с новым стендом, привязанный, лежал в реанимации. На Рождество Пресвятой Богородицы! Раньше, мы в этот день проводили стояние на Славянской площади у памятника Кириллу и Мефодию – стояние, чтение акафиста, митинг, то бишь Народное собрание, и после – Крестный Ход от Кирилла и Мефодия – по Кремлёвской набережной к Храму Покрова, что на рву – Храму Василия Блаженного, где после короткого молебна и заключительных выступлений, наше Монархическое Царское мероприятие завершалось. А теперь, вот, 21 сентября 2014 года, в возрасте 68 лет, лежу я после второго инфаркта в отделении кардиологии, в палате № 613 больницы №36, на улице Фортунатовской, недалеко от Измайловского Царского Острова, резиденции Царя Алексея Михайловича, и молодого Петра Алексеевича. Тут и ботик до сих пор стоит…
Так что меня спас Архангел Михаил – произвёл "Чудо в Хонех". А вот Юру забрал на Небеса. В этот же день скоропостижно отошёл ко Господу мой друг Юрий Николаевич Агещев. Отошёл ко Господу в больнице №29, на Госпитальной площади. Забрали его где-то 3-и недели тому назад, может, даже, почти месяц. И он как бы пропал. Вдруг перестал мне звонить. И больше не позвонил никогда…
Глава - II
А вчера, в среду, 24 сентября 2014-го по Р.Х. года, Хоругвеносцы проводили в последний путь Юрия Николаевича. К 10:00 надо было подъехать к моргу, а в 11:00 – отпевание в Храме Сошествия Святаго Духа, что на Лазаревском кладбище. Первый к Храму приехал Валера. Был какое-то время один. Бродил по территории. Было пасмурно. Иногда моросил дождь. Потом, смотрит, подъезжает машина. Из неё выходит о. Всеволод Чаплин. Потом подходят и другие. Началось отпевание. Вокруг гроба стояли десять священников в золотых ризах. Отпевание вёл о. Всеволод, сослужил ему иеромонах Никон Белавинец. У гроба, вокруг, стояли Хоругвеносцы, все в чёрных формах. Владислав Куроптев, Валера Левченко, Александр Королёв, Игорь Игоревич, Максим Марков. Все в форменных футболках, или в форменных же толстовках Игорь Игоревича, производства арт-проекта "Русскiй Символъ". Владислав и Валера были в безрукавках с орденами и футболке с символами Хоругвеносцев, Игорь Игоревич – в толстовке с тремя черепами и надписью "Православие или Смерть!", Максим Марков – "Православие или Смерть!", Александр Королёв – "Православие или смерть!", Степан – то же самое. Перед отпеванием Валера подошёл к священнику и спросил его, можно ли положить черное знамя "Православие или смерть!" на гроб. Тот подумал, и благословил. Так и накрыли Юрия Николаевича священным знаменем. Так, под знаменем, везли и на Митинское кладбище, так и служба на кладбище все шла под этим знаменем. Валера сказал, что у Юрия Николаевича было спокойное, тихое и просветлённое лицо. Будто наконец-то он примирился со всеми своими врагами.
– Видно, тут ему больше нечего было делать, он понял, что тут, на грешной земле – Ничего не исправить. И пошёл туда, на Небеса. Собирать там Сергия Радонежского, Серафима Саровского, и других – всё Русское Воинство Небесное… Видно, решил теперь оттуда руководить сражением… – заметил Валерий Александрович.
Интересно, что во дни кончины Юрия Николаевича, он мне два раза приснился. В первый раз, я где-то иду, и вижу высокую металлическую ограду, за оградой – Храм, мне не знакомый. Хотел войти в металлические ворота, а меня туда не пускают. Тогда я обошёл с другой стороны и перелез через забор. Вижу, лавочка. Я сел. Вдруг подходит Юрий Николаевич и садится напротив.
– Ты куда пропал, Юра? – спрашиваю я его.
– А я теперь другую дорогу нашёл. Другой путь, по нему и пойду, – как-то нервно и даже испуганно, кося глазами на Храм, отвечает мне Юрий Николаевич. Потом встал, и ушёл.
Через пару дней снова мне приснился. На той же лавочке. Но был уже не в чёрном, а во всём белом.
– Я теперь ухожу, – сказал мне, поднялся с лавки и пошёл, не оборачиваясь. Я смотрю ему в след. Через два дня я узнал, что 20-го, накануне Рождества Пресвятой Богородицы – наш Юрий Николаевич отошёл ко Господу…
Первый сообщил мне об этом по мобильнику Максим Марков. На странице Кирилла Фролова он прочитал информацию, что вчера умер Юрий Николаевич Агещев. Оказывается, Хоругвеносцы знали об этом, но решили мне пока не говорить. Чтобы не волновать. А то ведь всё может быть. Ведь Леонид Донатович находится в это время в реанимации с острым гипертоническим кризом и повторным инфарктом миокарда. Да, действительно, я лежал в реанимации больницы №36 весь обмотанный проводами и приклеенными к груди электродами. Двое суток подряд мне ставили капельницы, сначала изокета-нитроглицерина, а потом калия-натрия. В носу у меня эти двое суток была кислородная маска. Может, и правильно сделали хоругвеносцы, что сразу мне не сказали. Впрочем, они и не могли сказать, ибо в реанимацию из приёмного отделения меня привезли совершенно голого. Перед этим отобрав всё: и паспорт, и деньги, и ручки, и очки, и мобильник, и всю одежду. Так что хоругвеносцы не могли мне сообщить о смерти Юрия Николаевича. А Максим Марков сообщил сразу, как только меня перевели из реанимации в кардиологическое отделение на 6-ом этаже и, соответственно, вернули мобильник. Я же рассказал ему как общался во сне с Юрием Николаевичем.
– Это вы общались с ним уже там, в Царствии Небесном, – как-то двусмысленно прокомментировал Максим.
– Ну, я то ещё здесь пока нахожусь, – усмехнувшись сказал я.
– Ну, если не в Царствии Небесном, то в Метафизическом пространстве… – несколько туманно уточнил Максим.
А вчера все они отпели и похоронили Юрия Николаевича.
Бедный Юра! Я думаю, что он умер от страшного сознания – крушения всех своих надежд. Ведь в последнее воскресенье месяца – 30-го августа он должен был открывать бронзовый бюст Царя Николая II Александровича как раз на территории Лазаревского кладбища, работы скульптора Вячеслава Михайловича Клыкова. Он должен был возглавлять и руководить всей церемонией. В то же время он собирался ложиться в больницу на операцию – замену износившегося сердечного клапана на искусственный. И собирал деньги на эту операцию. Но что-то в отношении торжественного открытия бюста, видимо, шло не так. Возможно, ВИП-персоны требовали, чтобы на открытии не было фашистских чёрных знамен "Православие или смерть!". Да и вообще, хоругвеносцев чтобы не было. А хоругвеносцы, наоборот, требовали, чтобы они не только были, но и чтобы Леонид Донатович, как главный Монархист, на торжественном открытии выступал первым. Юрий же Николаевич, наоборот, хотел, чтобы были ВИПы на самом высоком уровне, не ниже министра иностранных дел Лаврова. А также, чтобы были православные байкеры, звезды патриотических рок-групп, а также корреспонденты главных информационных агентств и телеканалов. Прежде всего, иностранных, особенно английских. Некоторых он, наоборот, приглашать категорически не хотел, считая их обыкновенными ставленниками официоза.
В общем, он так нервничал и так волновался, что нервы его не выдержали и больное сердце остановилось.
Глава - III
А сам, наш Юрий Николаевич, всё рвался к вершинам. Но всё как-то не получалось. И он срывался. Хорошо было Пушкину или Достоевскому, они этих вершин достигли. А всё почему? Потому что писали перьями. Пушкин так и прямо гусиными, а Достоевский, наверное, уже металлическими, в виде лягушек. И рисовать могли на страницах своих рукописей, всяких там бесов и высокие готические соборы. А теперь совсем плохо: люди бьют по кнопкам компьютера, и сразу отправляют набранный текст на весь мир. Нету дистанции. Нету, так сказать, духовной, как выражался о. Павел Флоренский, – "пневмосферы". То есть, нету того волшебного времени, когда вынимаешь пробочку из пузырька, наливаешь чернила в чернильный прибор, на котором лежит бронзовая гончая собака, затачиваешь и разрезаешь перо специальным ножичком, потом обмакиваешь перо в чернильницу и, обмакнув, рисуешь на белом, или чуть желтоватом листе "писчей бумаги" женскую рожицу, или, там, опять же, готический собор с часами… Да, такое писание, конечно же, было и мистикой, и волшебством, и вдохновением, и божеством. Писатели посылали друг другу свои автографы и даже перья. Гёте послал Пушкину своё гусиное перо. Пушкин хранил его всю жизнь. Я бы тоже хранил. Представляете, перо самого громовержца Гёте! А сейчас я что пошлю Сергею Фомину? Заправленную пастой пластмассу? Да и "пластмасса" уже не нужна. Все стучат по клавишам, набирая тексты в своём "ЖЖ". И там, в виртуальном пространстве интернета изображают из себя переписку Гёте с Шиллером. Но "Фауста" или "Братьев разбойников", как не изображай, по клавишам не напишешь. Нужно перо. Гусиное. Или, хотя бы, железную лягушку – как у Достоевского. Только такой железной лягушкой можно написать "Братьев Карамазовых". А с клавишами ни Гёте, ни Достоевским не станешь. И вообще выше Кирилла Фролова, или Андрея Кураева не поднимешься. Хотя некоторые стараются пробиться куда-то вверх, типа, Карпца или Холмогорова, но всё равно к Олимпийцам пробиться не могут. Вот и Юрий Николаевич Агещев всё рвался туда – вверх, вверх! Как он говорил, на "мировой уровень". Впрочем, Юрий Николаевич на мировой уровень всё же пробился. Позавчера, в среду, его отпели и похоронили. Гроб был накрыт черным знаменем "Православие или Смерть!". Владислав снял отпевание и похороны на видео и поставил это последнее видео Юрия Николаевича на наш сайт "Pycckie.org". Сразу же пришёл коммент из Швеции: всего два слова:
= God to bless you =
Так что Шведы тоже проводили Юрия Николаевича в последний путь. Это, видимо, и есть тот самый "мировой уровень", о котором в последнее время говорил Юрий Николаевич.
– Я выхожу на мировой уровень! –
радостно восклицал он. Вот и вышел. Теперь уже окончательно. Только похоронили, как уже вчера Максим Марков, посетивший меня в больнице, предложил провести конференцию по поводу отмены 282-й "русской статьи". Конференцию сделать "Памяти Юрия Николаевича Агещева". А так как Юрий это Георгий, то конференцию лучше провести 29, кажется, ноября, на зимнего Георгия Победоносца –
первым Съездом Международного Ордена Побеждённого Дракона имени Святого Великомученика Воина Георгия Победоносца.
Леонид Донатович, или же Игорь Игоревич выступят по поводу незаконного преследования лозунга "Православие или Смерть!", которое на днях получило новый виток. Кто-то снова начинает раскручивать дело против Хоругвеносцев и лозунга "Православие или Смерть!". Поэтому я и требовал от Владислава, Валеры и Игорь Игоревича, чтобы они, во что бы то ни стало, накрыли гроб во время отпевания чёрным знаменем "Православие или Смерть!". И они, взяв благословение у священников, так и сделали. И всё это сняли на видео, и фото. На видео снимал Владислав Васильевич, на фото – Александр Валерьевич и Игорь Игоревич. Снимали много. Где-то около 300-т кадров и некому было их ограничивать и останавливать. Потому что раньше всех контролировал и останавливал помощник настоятеля о. Сергия Рыбко Юрий Николаевич Агещев, а теперь – вот он, наш ревнитель, лежит в домовине, накрытой чёрным знаменем. Тихо лежит, и вид у него умиротворённый, а лицо такое, будто он с закрытыми глазами видит там что-то светлое и прекрасное. Что-то такое, о чём Юрий Николаевич мечтал всю жизнь. "Лицо у него было как живое, и какое-то светлое" – рассказывал мне Валерий Александрович. Молодцы Хоругвеносцы, несмотря на то, что Леонид Донатович попал в пятницу в реанимацию, как врачи говорят – с гипертоническим кризом и повторным инфарктом, хоругвеносцы всё же в среду сумели отпеть и проводить Юрия Николаевича Агещева в последний путь. И проводили его как положено, как провожают рыцарей, накрытым нашим знаменем "Православие или Смерть!". Вот и вышел теперь наш Юрий Николаевич – на "международный уровень"! Царствие тебе Небесное, Юра, помолись там, в селениях горних Господу о верных воинах Его – Хоругвеносцах…
Да, всё, поехал Юра туда – в Царствие Небесное. К Ангелам и Архангелам и к тёзке своему – Святому Воину-Великомученику, победившему Дракона, Георгию Победоносцу. Да и сам Юра всегда был героем и истинно русским Православным человеком. Иногда, и даже часто, он мог заблуждаться, совершать ошибки, или принимать наивные какие-то Донкихотские решения, иногда он страшно разочаровывался действительностью, страдал от её, действительности, жестокости и несправедливости, даже отчаивался, и иногда даже "срывался", но никогда, ни при каких условиях он не хулил, и даже не роптал на Бога. Вера в Бога у него была русская – т.е. детская и наивная. Но ведь только это и есть вера. А всё остальное уже незаметно переходит на уровень т.н. "мудрования". Юра в душе был тончайшим артистом. И как любой настоящий артист, был очень и даже как-то "экстремально" нервен. Он мог по какому-нибудь духовному вопросу страшно возмущаться, спорить и даже ругаться с оппонентами в интернете, доказывал, ссорился, обижался, "вплоть до разрыва отношений", и таких разрывов у него было не мало. "Разорвав" с человеком, он сильно переживал, мучился и страдал, и на душе у его оставались медленно заживающие, а иногда и не заживляющиеся рубцы. Вот эти рубцы – иногда зарастали плохо, но когда их уже много наложилось один на другой, артистическое сердце нашего брата не выдержало. Как мне рассказали, в четыре часа ночи медсестра сделала обход палаты, всё было нормально. Юра тихо спал. А в восемь, когда совершали следующий обход, его нашли уже мертвым. Может, во сне умер? А может, проснулся, хотел кого-то позвать, но язык уже не слушался…
– Господи… – прошептал Юра, сделав последнее страшное усилие… и потерял сознание. Всё. Сердце остановилось. Навсегда.
А ведь Юра был настоящим православным подвижником. Интересно, что за его какое-то восхищённое отношение к Божьему миру и к Горнему Небесному Иерусалиму, за детскую простоту и искренность очень любил митрополит Черногорский и Приморский Амфилохий Радович. Он прямо называл Юрия Николаевича своим другом. Юра отвечал ему тем же, восхищался Владыкой и очень , опять же, как-то по-детски, гордился его дружбой. Слава Богу, что прошлым летом они с главой Наградной миссии Игорем Евгеньевичем Смыковым ездили в Черногорию специально, чтобы наградить владыку Амфилохия наградой Русской Зарубежной Церкви орденом Святого Царя Мученика Николая II Александровича. Тогда же, после награждения владыки, Юра обратился к нему и спросил.
– Владыка, а вот у Леонида Донатовича от его деда Николы остался орден Святого Саввы – он спрашивает, можно ему его носить?
– Так ведь тогда это был Государственный Орден, – произнёс Владыка, потом задумался и вдруг, перекрестив пространство перед собой большим православным Крестом, произнёс
– Благословляется раб Божий Леонид наш Симонович на ношение Креста Святого Саввы Сербского!
А ведь Юрий Николаевич там, на торжественной трапезе, мог бы и не вспомнить о Леониде Донатовиче. Нервничал, волновался, только что сам говорил речь о награждении Владыки, времени было очень мало, через полчаса надо было ехать, чтобы не опоздать на самолёт, и всё же он вспомнил о своем друге Леониде Донатовиче. А почему? Потому что внимателен был к людям. И любил их. И хотел им что-нибудь подарить. И спешил, спешил делать добро. Будто знал, что его земная юдоль оборвётся вот так вдруг и сразу. Рано утром, между 4-мя и 8-ю часами утра, в субботу, 20 сентября 2014 года, когда Церковь наша празднует канун – Предпразднство Рождества Пресвятой Владычицы нашей Богородицы. А 19-го сентября Церковь празднует "Чудо в Хонех" Святого Архангела Михаила. Вот Господь и послал своего главного Архистратига забрать честного и безстрашного Русского воина, чтобы поставить его в безконечном ряду воинов одесную Своего Престола. Теперь уже – навсегда…
Помолись, Юра, в селениях горних о соратниках твоих – воинах Хоругвеносцах. И обещаем тебе, что знамя, под которым ты ушёл в свой последний путь, высоко будет развеваться над нашими головами –
наше черное знамя последних Времен – "ПРАВОСЛАВИЕ ИЛИ СМЕРТЬ!"
Глава - IV
Как медленно свитает. Небо за окном было чёрно, потом тёмно-синее, потом синее, голубое, и вот, становится белёсым, точнее белесовато-серым, пасмурным. Я проснулся в 06.28. И час лежал, всё ждал, когда расцветёт, чтобы можно было различать буквы, которые я вычерчиваю на этом белом листе бумаги. Вообще-то от бумаги надо бы отказаться и начать набирать на компьютере. Но тогда пропадёт главное волшебство, ради которого всё это делается. Ведь, жизнь писателя имеет смысл только тогда, когда он пишет. То есть водит пером, или, на худой конец, гельевой ручкой по бумаге. Вот и Андрей Щедрин говорит, что совсем не может писать пастой – только гелием, т.е. самым лёгким веществом в природе… Вообще, чтобы писать, нужна какая-то пушкинская лёгкость. Вот это и есть гелий. Или Ртуть – Меркурий – Гермес. Начало воров, артистов и поэтов… Последние часто не хотят подчиняться воле правителя или даже Царя. И все, кто этой воле не подчиняется, должны быть уничтожены, или, говоря по-опричному, – "казнены".
Мы как-то не видим на картине Ильи Глазунова "Иван Грозный" правой части полотна – где палач в красной рубахе замахивается топором, чтобы отрубить голову ослушника, которая – голова – покорно лежит на большой круглой плахе. Забавно мне читать радостные вопли всех наших монархистов насчёт Славной Опричнины Батюшки-Царя Иоанна Васильевича. Ведь если бы они, бунтари против нынешней власти, жили тогда, то их головы вот так же вот слетали окровавленными с этой самой широкой мясницкой колоды для разделки говяжьих туш… Причём, я не в осуждение это говорю, а просто констатирую, так сказать, факт нашего современного русского сознания. Ведь Царь должен быть один, и он должен быть самодержавным, т.е. самовластным. А кто против его самовластия пойдёт, тому – кирдык. Что на язык времен Ивана Грозного переводится как "Сикиль башка"…
Впрочем, сейчас и голов не надо рубить, люди сами уходят один за другим, как будто по очереди: Юра Николенко, Нина, жена Валеры Архипова, Геннадий Егорыч, Станислав, Андрей Большаков, Юра Опта, Вячеслав Клыков, Володя Колентьев, Алексей Сенин и многие другие, и вот, самый последний ушёл от нас утром 20 сентября Юрий Николаевич Агещев. Странный и удивительный это был человек. Кажется, что он сам не понимал, что он, стремящийся к ВИП-жизни и к отелям Балчугам-Кемпински, на самом деле был не только настоящим русским юродивым, но даже и истинным исповедником Православия. Как и у большинства из нас, душа его была сильно раздвоена. С одной стороны он стремился к Звездам. Ему хотелось общаться с Шевчуком и Кинчевым, с Жанной Бичевской и Геннадием Пономарёвым, с Дип Перпл и Прокл Хармс и другими такими же супер-звездным контингентом, даже вплоть до Pink Floyd и Deep Purple, хотелось жить на высшем "международном уровне", путешествовать, летать на Боингах и плавать на Титаниках, жить в пятизвёздочных отелях в Венеции и Монте-Карло, одеваться от Пьера Кардена и получать ордена у Иерусалимского Патриарха… Но в то же время, он совершенно не терпел лжи. Страшно любил Россию, и был просто по-человечески добр и жалостлив по отношению к больным и убогим, бедным и бездомным, потерянным и обиженным. В нём не было рыночной пошлости. Будучи сам крайне бедным, он подавал нищим в стаканчик. А ведь у него часто не было денег, чтобы просто купить себе килограмм картошки, часто он просто голодал. Когда, где-нибудь в церковной трапезной, он видел дымящийся и благоухающий борщ, глаза его загорались каким-то не совсем, я бы сказал, небесным огнём…
Трудно ему было среди нас – людей типа Юры Оптинского, Виктора Дмитриевича Кириллова, или же, особенно, Геннадия Егоровича Шендакова. Последний приходил на Крестные ходы в обуви типа лётных северных унтов 30-х годов, или в кирзовых сапогах годов 40-х, на нём была надета плащ-палатка пограничника 45-го года, на голове у него была священническая скуфья, подпоясан он был кожаным офицерским ремнём с двумя портупеями крест на крест, на груди на цепи большой литой бронзовый крест, или икона в окладе Державной Божией Матери, в руках же он держал огромный крест, который мы с ним вынесли с безпоповского Преображенского кладбища… В общем, типом Геннадий Егорович был ещё тем и считал себя при этом чем-то навроде Ксениии Петербургской и Серафима Саровского одновременно. И Иоанном Кронштадтским в придачу. Он считал, что Союзом Хоругвеносцев должен руководить он, а не ничего не понимающий в вере и монархии Леонид Донатович. Чудик был ещё тот. И всегда вот в таком виде на Крестном ходе с большим Крестом становился в самый перёд. А Юрий Николаевич хотел, чтобы наш Монархический Крестный ход имел вид глубоко культурный и презентабельный, чтобы видеокамеры наших и особенно зарубежных телеканалов имели солидную картинку. А Геннадию Егоровичу нужно было, чтобы картина была художественной…
Теперь нет ни Геннадия Егоровича, ни Юрия Николаевича. Одного убили. Второй умер от сильной сердечной недостаточности. Юра Оптинский то же самое – сердце у него остановилось прямо в редакции "Нашего современника". Станислава, который до того как стать Хоругвеносцем был вором – зарезали. Крестоздателя Андрея Большакова забили насмерть около Троице-Сергиевой Лавры. В морге я смотрел на его лицо и тело. Один сплошной синяк и кровоподтёки. Володя Колентьев умер, когда собирал людей на Монархический Крестный ход в Нижнем Новгороде. Сильный был человек. Хотел быть чем-то навроде вождя Союза Русского Народа. И как-то приехал к нам на Воронцово поле и предложил мне объединить усилия в создании такого Союза. Мы поехали в Лавру, приложились к мощам преподобного Сергия и учредили Союз Русского Народа во имя Святого преподобного Сергия Радожнежского. Потом Володя Колентьев влился в Клыковский Союз Русского Народа, а я не влился. Потом умер Клыков, потом Колентьев, потом Сенин… А вот теперь Юрий Николаевич. Все эти люди были настоящими русскими патриотами и Самодержавными монархистами, а многие из них ещё и блаженными и юродивыми. Юра, не смотря на его стремление к "Международному уровню", был именно ярко выраженным русским юродивым. Умер он, как я уже говорил, на Предпраздненство Рождества Пресвятой Богородицы. Вышел на высший уровень. Теперь уже не на "Международный", а на тот единственный и главный, к которому всегда стремится русский человек – на уровень Небесный...
Вчера я довольно долго, где-то почти в течении часа разговаривал с Сергеем Фоминым по мобильнику. Он начал с того, что:
– Идеально было бы в скита жить. Но для того, чтобы один жил в скиту, нужно чтобы
сто стояло с мечами.
И для этого нужна непрерывная традиция. Нужно чтобы все роли были распределены. Кто должен выковать воину меч, кто кольчугу. А у нас теперь ничего этого нет.
– А вот Юра, практически, получил абсолютную свободу. Да, такого человека как Юра, не будет больше уже никогда. Потому что молодость наша прошла – и нету больше ни Опричнины, ни Тридевятого Царства, ни Железова, ни Кощеева, ни Курбского, ни Артура, ни Мерлина, ни Грааля, ни Монсегюра. Кончился Монсегюр – пропал в тумане, и только одинокий всадник в чёрном плаще медленно едет сквозь моросящий дождь на худом костлявом коне, какой-то бледной, призрачной масти. Война началась, братцы, и скорее всего, эта война будет для всех нас –
ПОСЛЕДНЕЙ . . .
Вот первыми и падают в невидимой битве с бесами самые лучшие и чистые воины. Такие, как Координатор Союза Православных Хоругвеносцев и Союза Православных Братств, православный публицист, блаженный и безкорыстнейший Русский человек Юрий Николаевич Агещев. Царство тебе Небесное, Юра, и вечная память в сердцах Хоругвеносцев и всех Православных Христиан . . . . .
Глава Союза Православных Хоругвеносцев
Председатель Союза Православных Братств
Леонид Донатович Симонович-Никшич
с братчиками-хоругвеносцами
См. также статью Казака Луганского и видео с прощания.
