ВОИН ХРИСТОВ

Дубровка. Театральный центр. Заложники. Сводки новостей коротки и тревожны. В эту ночь вышел из дома человек. Рослый, широкоплечий. На нём была форма российского офицера. Человек размашистым шагом направился в сторону Театрального центра. Мимо домов, где слушали сводки и плакали... Удостоверение подполковника Российской армии позволило ему миновать уже поставленные к тому времени кордоны. Он вошёл в театр. Боевик в маске преградил путь. Офицер представился, показал ему удостоверение, изложил свою просьбу: “Освободите детей. Я готов остаться здесь вместо них...”

Вот уже несколько дней слёзы накатывают на глаза, всё вокруг в какой-то дымке, разумом не можем ничего себе объяснить. В наше ожесточённое время на первом плане, казалось, стоят выгода, лицемерие, развлечения, и когда сталкиваемся с искренностью, добротой и тем более со служением и подвижничеством, вдруг останавливаемся в своей постоянной беготне и начинаем задумываться: а ради ли только обыденной возни и суеты дарована нам ЖИЗНЬ...

С Константином многие из нас были знакомы достаточно давно, он часто заходил в Союз писателей: в книжную лавку, в редакцию газеты “Завтра” на Комсомольский проспект. Внимательно просматривал свежие русские газеты, перелистывал новые издания. Но, конечно, не это было главным, почти всегда он надолго задерживался, внимательно слушал, делился одолевавшими думами и сомненьями, словно искал искренних слов поддержки в своём каком-то неизменном душевном горении. С виду он был спокоен, уравновешен, скромен и порою даже застенчив, боялся задеть и оскорбить неуместным вопросом или мнением, сам же внезапно загорался, когда говорил о наболевшем: о нынешнем смутном времени, о наших общих напастях и бедах.

Больше всего запали в душу его глаза – светлые и чистые, поражающие бездонной глубиной… Бывало, спросит: “– А что думаешь об этом?” – и так просто посмотрит, сразу как-то невольно вздохнёшь и говоришь тоже... самое сокровенное, взвешивая каждое слово.

Многие люди приходят в книжную лавку Союза писателей: одни, чтобы поделиться проблемами, другие – выразить себя, третьи – приобрести “острые” злободневные книги, некоторые – лишь пообщаться да узнать новости. Но есть среди них очень тесный круг знакомых и друзей, без которых и всё наше общее дело могло показаться бы тщетным и ненужным. Без их родственных душ часто не мыслится наше сопротивление силам зла, разрушающим Россию, и грядущее национальное возрождение. Константин был человеком близким... Часто вспоминали о нём, а потом как-то запереживали, отгоняя всё же дурные мысли. Вот уже более трёх месяцев он не заглядывал к нам...

Есть такое выражение: “Был не от мира сего...”. Иногда у людей как бы на челе написано: “А, может быть сегодня или завтра, уйду и я таинственным гонцом…”. Последнее время Константин предан был некой неведомой грусти, не отводя взор, испытующе глядел, отчего-то подолгу всматривался в лица митрополита Иоанна Ладожского, Сергея Нилуса, Игоря Талькова, чьи фотографии висят над книгами при входе в наше здание. Словно пытался отыскать в их судьбах какие-то ответы, испрашивал крепости духа в своих томящих и ещё не разрешённых сомнениях...

И вот – февральский номер журнала “Русский дом”… Среди страниц вдруг мелькает фото... сразу поражают глаза, быстро листаешь назад. Долго смотришь и ничего не можешь понять и соотнести. Застывает только образ... Спустя несколько минут останавливаешься на словах:

“Его убили. С множеством огнестрельных ранений его тело бросили в подвале Театрального центра. Уже после штурма оно было найдено, и стало известно имя этого российского офицера, Васильев Константин Иванович, 35 лет, уроженец города Сарова Нижегородской области. Удивительно, но ни в одной сводке новостей среди имен тех, кто входил в здание Театрального центра к заложникам, имя подполковника Васильева не прозвучало...”

Шок, произошедшее просто не укладывается в голове. Почти неосознанно начали показывать журнал первым кто попадается на глаза. А потом обежали тех, кто мог знать Константина. С болью врезался в память возглас Татьяны Филипповны – секретаря редакции газеты “Завтра”: “Ой, Костя... как же это?!” Ещё не улеглась боль по Евгению Родионову, не снявшему креста пред иноверцами и зверски убитому в Чечне. Да и ящик-то для сбора пожертвований ему на могильный Крест долго стоял и наполнялся – всё больше горючими слезами, здесь же, на столе у Татьяны Филипповны...

В те зловещие ночи очень многие переосмысливали свою жизнь, скорбь жила в душах и единила их. Священник о. Александр из Марфо-Мариинской обители рассказывал ещё по горячим следам, как он оказался в числе батюшек, присланных на помощь и утешение родственникам и близким заложников, лишь со крестом и Евангелием, в дом, где их поместили недалеко от Театрального центра. И что он там увидел, пережил за эти часы – потрясло его. Словно готовясь к чему-то последнему и главному в своей жизни, многие вдруг начали просить прямо там покрестить, обвенчать их... давали самозабвенно обеты во спасение людей. Молились все на коленях пред небольшой бумажной иконкой...

А таких исповедей, говорил о. Александр, доселе ему не приходилось слышать... И как сразу на этом фоне высветилось опять чёрным пятном всё подлое и нечистое: торжественные выезды, маски вместо лиц, громогласные заявления... Звёзды телеэкрана – те же Кобзон, Хакамада, Немцов весьма бойко раздавали интервью и вели переговоры, только жизнью жертвовать собирались ли? А Константин, никому не говоря ни слова, покинув дом, родных, все самое близкое, шагнул навстречу смерти “за други своя”...

Сегодня часто можно услышать, мол, не осталось места в нашем мире бескорыстной помощи и любви, порядочности, преданности, честности. Может, это и так, но лишь для тех, кто сам никогда не ощущал в себе стремления к сему… Помнится, как только произошёл очередной “накат” дейчей и сванидзе на русский писательский дом, Константин пришёл одним из первых: “Я – юрист, нужно готовить бумаги, давать отпор, нельзя им спускать, ведь это – наш боевой рубеж!”

Иногда, оживляя в памяти судьбы убиенных воинов, святых подвижников, уже не удивляешься тому, что каждый шаг жизни далеко не случаен, он лишь прочная ступень на лествице их духовного восхождения... Поражает рассказ о том, как трепетно Константин читал о подвиге Александра Пересвета. Монашеский крест вошёл в грудь богатыря, но устоял инок перед свирепым татарином, оборонив Русь в роковой час... А ведь Костя так хотел попасть именно на Куликово поле, само существование которого наши сегодняшние враги глумливо пытаются отрицать. Несколько раз даже в поездку записывался к берегам Дона и Непрядвы… А его же – Костин “пересветов” крест – боевики на Дубровке в остервенении пытались сорвать: на шее осталась глубокая рана от тесёмки… Потом начался штурм…

Ждали взрыва… Но его не последовало! А кто знает, чаша весов могла склониться ведь и совсем по-иному… Вспомним, как в тот памятный год смятенно колыхнулись поганые Мамаевы полчища, узрев залитую кровью, но не дрогнувшую грудь Перевсета. Так и в повисшей тишине “дубровской” ночи, той судорожной автоматной очередью, оборвавшей жизнь Константина, пошатнулась крепь вражьего стана пред духом русского офицера…

Могила Константина в Сарове. В этом закрытом городе и ядерный центр, и обитель одного из наших особо чтимых святых – старца Серафима. Но туда нельзя попасть без особого разрешения уже много лет. Хочется верить, что люди станут тянуться ко кресту Константина и уже с его невидимым покровительством проторят дорогу ко святыням Сарова. Ведь у нас и так отнято немало духовных мест, рушатся наши устои, выкорчёвывается и уничтожается всё русское, национальное. Но остаются ещё могилы, святые могилы, которые испокон веков давали нам силы и вдохновляли в пути.

Многие вещи порой не поддаются логическому осмыслению. Мы знаем не мало примеров того, как родные, желая сохранить близкого, истово вымаливали его… И он вдруг чудом выздоравливал, воскресал… Но вскоре, неожиданно и необъяснимо для окружающих, уходил в последний путь человек, взявший как бы на себя его крест… Так случилось, что Антон, близкий друг Константина, участник двух чеченских кампаний, навылет был ранен в сердце, и врачи в одночасье сказали: “Не жилец”. Но благодаря истинной дружбе и молитве будто родился во второй раз. А самому Константину не долго пришлось послужить Богу в земном чертоге. Весь испещрённый пулями боевиков, он пал на поле брани, снискав мученический венец и став вечным заступником за Россию.. Антон же теперь не снимает нательный крестик верного друга со своей груди.

Жаль, но не редко глубоких и по-настоящему духовных людей мы начинаем ценить только после смерти, и дай Бог, чтобы мы могли всё-таки осознать их жертвенность и великий подвиг. Да, жизнь сегодня суровая, закаляет в бедах, вроде бы учит привыкать к утратам, кажется надо становиться крепче, сильнее. Но мы всё равно плачем. Слёзы ли это по ближним, о родной земле или слёзы исповеди и покаяния.

Говорят, Господь забирает человека в самой высшей точке его бытия. Это время настало и для Константина. Приспело по нашим мирским понятиям рано, но не нам об этом судить.

И вот теперь, когда Святая Русь празднует 100-летие прославления Батюшки Серафима, вдруг ясней понимаешь, что место, которое приняло в землю тело Константина – это намоленные батюшкой леса Сарово-Дивеевской вотчины, это особый удел под благодатным покровом самой Матери Божьей. И кто знает, предстательством ли Оптинских старцев, молитвами ли батюшки Серафима укрепился дух воина Христова пред совершением подвига. Он не раздумывая отдал жизнь за тех, кого любил и кого был призван защищать по своему воинскому долгу.

Глеб Яковенко