ЗА ДРУГИ СВОЯ

 Все помнят и я – не забыла. Дубровка.

Театральный центр. Заложники. Сводки новостей коротки и тревожны. Огромная Москва сфокусировалась в чёрную, зловещую точку, болит сердце в предчувствии беды. Помню, глубокой ночью, измученная бессонной вахтой у радиоприемника, я подошла к окну, заглянула в октябрьскую черноту. И – увидела: дом напротив светился десятками окон, так бывает в дни общих праздников.

Теперь вот – день общей беды. Люди не спали, – слушали сводки, плакали, молились. И в эту вязкую тревожную ночь вышел из дома человек. Рослый, широкоплечий. На нём была форма российского офицера. Человек размашистым шагом направился в сторону Театрального центра. Мимо домов, где слушали сводки и плакали.

Удостоверение подполковника российской армии позволило ему миновать уже выставленные к тому времени кордоны. Он вошёл в театр. Боевик в маске преградил путь.

Офицер представился, показал ему удостоверение, изложил свою просьбу: “– Освободите детей. Я готов остаться здесь вместо них”.

Его убили. С множеством огнестрельных ранений его тело бросили в подвале Театрального центра. Уже после штурма оно было найдено и стало известно имя этого российского офицера. Васильев Константин Иванович. 35 лет, уроженец города Сарова Нижегородской области. Удивительно, но ни в одной сводке новостей среди имён тех, кто входил в здание Театрального центра к заложникам, имя подполковника Васильева не прозвучало. Думаю, и сейчас прозвучало оно в удивление многим. В удивление было оно и для меня, когда впервые рассказали мне о случившемся друзья Константина, тоже русские офицеры. Приглашали в Саров на сороковины, но не пришлось пока съездить, поклониться могилке да и приложиться к кресту.

А вот крестик нательный... Боевики пытались сорвать с Константина крест. На шее убитого осталась глубокая рана от тесёмки. Когда тело опознали, вместе с вещами вернули и чудом сохранившийся нательный крестик раба Божия убиенного воина Константина.

– Он был удивительно русским человеком. Он Россию любил, он служил ей и как офицер, и как православный христианин. Благодарю Господа, что свёл меня с ним, – подполковник юстиции Игорь Задорожный знал Константина много лет. Они вместе служили в одном Управлении, состояли даже в духовном родстве – дочка Игоря Машенька крестница Константина. Когда на следующий день Константин не пришёл на службу, кто-то горько пошутил:

– Не на Дубровку ли он пошёл, с его характером...

О Косте говорят, что он не просто любил Россию, Россия жила в его сердце, и оно, сердце, болело её радостями и страдало её бедой. Он даже письма подписывал: “Россия великая, Саров могучий”. Саров – родину свою – любил особо. Каждый год Крестным ходом вместе с другими паломниками шёл в Саров на день памяти преподобного Серафима Саровского. Глаза синие, как два ручья, улыбка широкая. Крестик на загорелой груди...

Крестик. Опять я о нём. Не случайно.

Майор Антон Маньшин тоже близкий друг Константина. Участник двух чеченских войн, Герой России. Тяжелейшее ранение сердца, сквозное, навылет, пять месяцев в коме, врачи единодушно говорили – не жилец. И друг, сослуживец, брат во Христе Константин отправляется по святым местам – вымаливать Антония. Был в Оптиной пустыни, на могилках оптинских старцев просил за него, подавал, где мог, записки, – молитвенный подвиг вершил и с трепетом, и с упорством. Горячая молитва всегда доходит по назначению. “Нежильца” везут в Оптину и там через пять дней он впервые за пять месяцев приходит в сознание, открывает глаза. А через неделю... на своих ногах уже идёт ко всенощной.

Мы говорим с Антоном о Косте. Тихий вечер располагает к беседе, и Антон вспоминает, как однажды они с Костей читали вместе о Куликовской битве, о том, как устоял монах Пересвет, богатырь русский, перед татарским мечом. Монашеский крест на груди вдавился в богатырскую грудь, вошёл в неё и, собрав все силы, Пересвет добрался до палатки, в которой находилась икона Пресвятой Богородицы и, перекрестившись, умер перед ней, до конца выполнив свой долг перед Отечеством и Богом.

– И Костя долг перед Отечеством и Богом исполнил. Ведь он знал, к кому шёл... – сказал Антон.

Но настоящий долг выполняется через жерт-венную любовь. Его никто не обязывал, его сердце христианское обязало. И крест на груди.

– Как жаль, что его крестик не сохранился, – говорю тихо Антону. – Он пристально смотрит на меня и вдруг решительно снимает с себя маленький крестик.

– Сохранился. Вот он. Мне отдали его Костины родные.

Маленький серебряный крестик Я протягиваю к нему руку, и он обжигает её горькой болью и горькой памятью. Этому кресту ведома тайна последних Костиных минут. Распятый Спаситель... На обратной стороне – святой Георгий Победоносец. Костя родился в день его памяти – 6 мая 1967 года. Удивительным смыслом вплетаются жизни людей в жития святых угодников Божьих. Святой Георгий Победоносец первым встал у колыбели новорожденного и, кто знает, может тогда уже был определен ему путь воина и защитника. А земля Саровская напитала его, русского мальчика, молитвенной памятью преподобного Серафима, сформировала характер, научила жертвенной любви. А Оптинские старцы? Ведь 24 октября, когда пуля бандита оборвала Костину жизнь, – день памяти оптинских святых. Когда-то он молился оптинским святым за раненого друга, теперь они молятся о нём в чертогах Небесных, чудны дела Твои, Господи...

Он торопился жить. Писал стихи, любил хорошую музыку, природу, был очень развит физически, много читал, находил время для тех, кому плохо. И очень боялся навредить собственной душе. Бережно взращивал в себе настоящего христианина. Его преподаватель музыки, а последние годы добрый друг Наталья Яковлевна Липайкина вспоминает, что о чём бы они не говорили с Костей, всегда разговор сводился к России.

Да все мы любим о России поговорить. Повозмущаться да погоревать, поудивляться да похвалиться. Но кроме слов есть ещё – дела. Есть конкретная цена нашей любви к нашему Отечеству. И вершить дела всегда труднее, чем изрекать глаголы. Костина цена любви оказалась ценой его собственной жизни. Он пошёл туда, куда пришла беда, не рассуждая, и фраза “положить душу за друга своя”, которую мы так охотно и часто повторяем, обрела в подвиге русского воина Константина Васильева смысл глубокий, жертвенный, – настоящий.

Мне очень хотелось рассказать о Константине Васильеве именно в февральском номере журнала. Ведь в феврале мы всегда праздновали день Советской армии, который потом переименовали в день армии Российской. А я всё никак не могла привыкнуть к новому названию. Подвиг российского воина, шедшего на верную смерть за други своя, за детей под прицел бандитского дула достоин светлой памяти и горячих молитв. Русский, российский воин – это человек, любящий своё Отечество, страдающий его болью и умеющий за него умирать.

Смерть Константина свела меня с его друзьями, сослуживцами, с теми, кто достойно несёт звание российского воина. Эти люди не нажили себе на чёрный день теремов писаных да колесниц заморских, но они взращивают свои сердца в истинной и верной любви к Богу, Отечеству, ближнему. А любовь – она всё покроет, и познавший её уже никогда не испытает радости большей.

Константин Иванович Васильев ушёл из жизни в расцвете лет. По земным меркам его смерть вызывает недоумение. Да, есть и те, кто говорит о бессмысленности его ночного похода в Театральный центр на Дубровку. Чего добился? Что изменил? Но у Божьего суда свои законы. И во все времена законодателями этого суда были подвижники Христовы. Соль земли, без которой жизнь пресна и лишена духовного смысла. Удивительно, но незадолго до смерти Константин вдруг принялся дарить друзьям и знакомым изящные стеклянные подсвечники. Подсвечник без свечи – просто подарок. Но если горит в нём свеча – значит, жива память о дорогом сердцу брате во Христе. Память добрая. Память вечная...

Наталия Евгеньевна Сухинина

Русский Дом, февраль, 2003