СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ ХОРУГВЕНОСЦЕВ (СПХ) Союз Православных Хоругвеносцев Мы Русскiе - Съ нами Богъ!
Православiе Самодержавiе Народность
 



+ О СОЮЗЕ  
+ НОВОСТИ
+ ГАЛЕРЕЯ
+ ПОЭЗИЯ
+ СПХ НА ВИДЕО
+ ЖУРНАЛ СПХ
+ РУССКIЙ СИМВОЛЪ
+ АРХИВ
+ СВЯЗЬ
+ ГОСТЕВАЯ
+ ССЫЛКИ
 

Книги Сергея Родина
ПОЭЗИЯ

Живой журнал Главы СПХ
Царь грядёт!


Все новости на тему девиза  "Православие или смерть!"


ИА Русская весна


ПОЭЗИЯ

Храм на Красной площади

Царь Иоанн Грозный

Русские новости. Информационное интернет-издание. Экономика, политика, общество, наука, происшествия, горячие точки, криминал

Священная Хоругвь
Литературно-художественный альманах
Электронная версия печатного издания Союза Православных Хоругвеносцев "СВЯЩЕННАЯ ХОРУГВЬ"
№5 №4 №3 №2 №1

ВЯЧЕСЛАВ ДЁГТЕВ

Он лежал за валунами, нагретыми полуденным солнцем, и умирал. Из развороченного бедра вытекала кровь. И уходила, вместе с кровью, съеживалась, как проколотый воздушный шарик, молодая его жизнь.

Рядом вытянулся уже окоченевший Венька. А ниже, метрах в двухстах, то и дело высовывались из-за камней враги — они кричали по-сербски: “Эй, русский! Будем делать обрезание!” Да, это были сербы — по крови, — но теперь они назывались “мусульмане” — потому что когда-то давным-давно их предки покорились туркам и приняли их веру. “Иуды!” — тяжело выдыхал он и стрелял в их направлении. Они поспешно прятались. Даже не огрызались. Знали, что жить ему осталось недолго.

На горе, примерно в километре, тоже слышались крики: то подбадривали его товарищи, которые отошли на запасные позиции. Они ушли в ущелье, оставив его для прикрытия. И лишь один Венька вернулся... И вот он, Венька, лежит убитый.

“Святая Отроковице, Богородительнице, на мое смирение милосердно призри, умиленное мое и последнее моление сие приими...

— стал читать он по Веньке отходную. А над камнями между тем опять появились и зашевелились черные курчавые головы мусульман. Видно, слова святых молитв их прямо-таки разжигали. Он приподнял потяжелевший автомат и распорол сухой звонкий воздух длинной трескучей очередью... Головы поспешно скрылись. Автомат сделался немного легче, и от него долго шёл пар, как от чайника.

Нога не гнулась и он её уже не чувствовал. Очень хотелось пить. Два часа назад он мёрз в продуваемых этих горах, а сейчас воздух пёк гортань, и потому дышал он часто и маленькими глотками — будто обжигающий пил чай. Когда-то в юности вот такой же обжигающий чай пили они с Венькой в общежитской комнате их художественной академии — засиживались заполночь, с мечтами о славе бренной, грезили наяву признанием и успехом шумным: вот они напишут свои великие картины, и вот их замечают, а вот они... Наивные, несчастные дети!

Веньку через полгода отчислят за “творческую непригодность” — он не смог, оказывается, научиться рисовать то, что ждали от него профессора; рисовал же он по памяти свой сибирский городишко, весёлых тёток на рынке в ярких платках, вороных коней на зелёном лугу, а абстрактные картины преподавателей называл, не мудрствуя, мазнёй. За то, видно, и поплатился. А может, это был лишь предлог? Может, поплатился Венька за то, что ходил на встречи подтянутых ребят в чёрной форме, весь грех которых состоял в том, что они изучали русскую историю, называли себя не “россиянами”, а — русскими, и смели рассуждать о том, о чём рассуждать в стенах академии, скажем так, не рекомендовалось. Веньку отчислили, он собрался и без нытья и скандалов уехал в свою Сибирь, и даже ни одного письма не прислал.

Мати Божия Пречистая, воззри на мя грешного, и от сети диаволи избави мя, и на путь покаяния настави мя, да плачуся дел моих горько...

Мусульмане кричали из-за камней: “Русский! Свинья!” — и он на каждый их выкрик отвечал отрывистым трескучим выстрелом. Гильзы, крутясь, падали на истертый камуфляж Веньки, на его бугристую спину, на бритый затылок, на раскинутые мускулистые ноги, и воняло кислым дымом и запахом горелых волос... Да, Венька был мёртв. Как странно!

“Свинья!” — кричали мусульмане, и он стрелял, вкладывая в каждый выстрел частицу своей истончающейся, вот-вот порвущейся души, и пули, как злые шмели, жалили неосторожных, и дико визжали, рикошетя от камней. Ему отвечали тем же. “Будем делать чики-чики!” А он стрелял на каждый крик, и с каждым выстрелом будто что-то отрывалось от него. Патроны не экономил — что их теперь экономить?! Скорей бы уж... Кровь из ноги сочилась неумолимо, нога сделалась как бревно, и на глаза всё плотнее и всё чаще опускался кисейно-прозрачный покров. Ни страха, ни смятения, ни ужаса уже не было.

И, видно, как последнее наказание за давние грехи, стали мерещиться ему ранние его мистические картины: то нечто расплывчато-многозначительное, похожее то ли на чудище мерзкое, то ли на диковинный цветок-вампир, то улитки рогоносцы в зелено-лиловых тонах, то белая фурия в подвенечном платье; в общем, как кто-то метко заметил: то ли эстетические химеры, то ли эстетствующие монстры. Ах, как нахваливали его профессора за этот доморощенный сюрреализм, прямо с пеной у рта, чего только не находили в его творчестве, какое сулили будущее! И до чего самому всякий раз становилось при этом мерзостно, горько и страшно... Ему вспомнился тот священный трепет души, который пришлось испытать после покаяния и причащения — со слезами и рыданиями, с горловыми спазмами. Тогда, придя в общагу, перенаполненную вином, перегаром и блудом свальным, он все свои дьявольские картинки, за которые профессора ставили ему неизменно высшие баллы, предал огню. И поехал на Валаам.

И уже там, будучи послушником, получил письмо от Веньки: тот писал, что отслужил в ВДВ и что живопись забросил, всё это, брат, финтифлюшки, блажь от жиру и душевной косности, а для настоящей жизни нужна настоящая работа, не болтовня на исторические темы, как раньше, и не маскарад с формой, а — настоящая борьба, и что нашел таких парней, целеустремлённых и твёрдых, нашёл дело, за которое не жаль и саму жизнь положить... Он порадовался тогда за Веньку и помолился за него.

Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы православным христианам на сопротивныя даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство...

После Венькиного письма странная его обуяла тоска. Что ж, выходит: он тут, в монастыре, спасается, а другие солдатский послух несут. И пошёл он к игумену, и поведал ему свои печали. И тот сказал: иди и служи, коль совесть угрызает, благословляю. Хотя ты и тут очень нужен — иконостас расписывать. И пошёл он тогда в скит, к старцу Валаамскому, и поделился своими душевными раздорами. И тот сказал: езжай к воинскому начальнику и объясни ему всё. Как он скажет, так и поступи: служить — значит служить, расписывать — значит расписывать. И поехал он на Урал, на родину, где состоял на учете в военкомате, и зашёл к военкому, и рассказал ему всё как на духу. Седой подполковник выслушал и прослезился. Возвращайся, сказал, и молись за нас, грешных, расписывай иконостас, это и будет, сынок, твоя служба. И отпустил его с миром.

После чего расписал он с упоением и радостью иконостас: пустил по сияющему золоту сочную киноварь, и оттенил голубой лазурью, и святые получились не столько строгие, сколько весёлые и радостные, осиянные счастьем — чему долго дивились отцы церкви и в задумчивости чесали затылки. И в конце концов решили: быть посему! Что это нашим святым пребывать всегда в посте и в строгости? Пусть хоть в одном храме будут жизнеликующими.

И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи на орала, и копья — на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будет более учиться воевать.

Он вставил в автомат новый тяжёлый, набитый патронами магазин, где в каждой пуле скалилась смерть, а пустой, между тем, гремя как коробка, поскользил по камням вниз; он передернул затвор и почувствовал, как маслянистый патрон плотно вошёл в тугой патронник и пуля въехала в нарезы... Со зрением творилось что-то неладное: то оно делалось вдруг ясным и чётким, и тогда он видел оставивших его ребят на склоне горы, как они спорят, показывают в его сторону руками, и видел даже, как вьются мухи над раскрытым ртом убитого мусульманина, что лежат, раскинувшись, метрах в семидесяти, и вспоминался помимо воли русский писатель Гаршин и его рассказ “Четыре дня”, про эти же горы, только про другую войну, а то наползала на глаза серая пелена, и тогда ему грустно становилось от осознания человеческого несовершенства. Увы, история людей ничему не учит, и безумие границ на свете не имеет.

К Тебе, Господи, возношу душу мою. Боже мой! На Тебя уповаю, да не постыжусь вовек, да не восторжествуют надо мной враги мои, да не постыдятся и все надеющиеся на Тебя; да постыдятся беззаконствующие...

С горы, слышно было, кричали товарищи, постреливали по мусульманам… Ах, Венька, Венька! Какая радость была, когда увидел его тут, на чужбине. Какая трогательная встреча... Ночь напролёт просидели они, рассказывая друг другу о судьбах своих. У Веньки над бровью шрам багровел — отметина после “Белого Дома”, их там триста было, как спартанцев при Фермопилах, как монахов на Куликовом поле, и все герои, живые и мёртвые, — а у него в паспорте греческая виза звала на святую гору Афон, давненько уж пора быть там, заждался небось игумен Русского скита отец Нил, которому тоже захотелось расписать свой храм радостными, счастливыми ликами святых, — и в Грецию уже слава докатилась! — а он вот в Сербии ненароком подзадержался. Задержался, зажился в отряде “диких гусей”. Заворожила, завлекла — прямо-таки искушение! — покорила его смертная стихия войны. А тут — Венька... Ах ты, друг любезный!

Конечно, изменился он неузнаваемо. Суждения его порой шокировали, порой рвали душу своей обнажённостью. Но как подумаешь — а ведь прав!..

Он запальчиво говорил, что Сербия сейчас — пробный шар, что она сейчас — полигон для отработки настоящей агрессии. Против кого? Конечно же, против России! Он говорил, что на русской земле должна быть единая русская вера и единый русский миропорядок, и никак иначе. Любые компромиссы неминуемо ведут к поражению. Почему “Грузия — для грузин” и “Литва — для литовцев” это хорошо? А почему “Россия — для русских” — плохо? Почему — там “национальное самосознание”, а у нас — “шовинизм”?! Ведь не мы же первые стали делить на “своих” и “чужих”. Так что не обезсудьте... Он говорил, что пора называть вещи своими именами: в России развёрнут геноцид коренного русского населения, а мы лишь растерянно-глупо улыбаемся.

Конечно, некоторые утверждения сильно резали слух и со многим трудно было соглашаться. Но энергия Венькина, убеждённость — заражали. А как задумаешься — правда!

Сербия — это та страна, на территории которой началась первая мировая война, говорил Венька. Отсюда же начнётся и последняя. И она уже началась... И пока что мы её проигрываем. Потому что самообольщаемся. Враги же наши не имеют ни жалости, ни великодушия — им это генетически не присуще. Мы для них — недочеловеки, и считаются они только с силой... Поэтому, защищая Сербию — защищаешь Россию. И мы победим, ибо мы русские, а враги — нет, и с нами Бог!

Вот такой он был, Венька! Раб Божий Вениамин.

Спаси, Господи, и помилуй ненавидящия и обидящия мя, и творящия ми напасти, и не остави их погибнути мене ради грешнаго…

Он, уже почти ничего не видя, пустил в Сторону врагов длинную, словно бы разматывающуюся очередь — чтоб помнили, что ещё жив! — и слушал с каким-то странным упоением, как потрескивал ствол автомата, остывая на струящемся сквозняке, — совсем как мамина печка, даже и пахнет так же кисловато... Он желал смерти, он звал её, зная одновременно, что это большой грех. Но сил терпеть уже не оставалось. Язык пересох и едва ворочался во рту. Весь бок выше ноги горел огнём. Но Господь не давал ему смерти, не посылал избавления от страданий. И он — терпел...

Мусульмане отчего-то вдруг загалдели внизу, залопотали, оживились. Ребята на горе тоже закричали, стали беспорядочно стрелять вниз. Он приоткрыл свинцовые веки и сквозь розовую пелену различил напротив себя, между валунами, чёрную болванку гранатомёта. Болванка медленно двигалась, прицеливаясь... Ну вот она и смерть. Наконец-то!

В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой. Прости, не расписал Храм Твой. И прости нечестивцам беззакония их, ибо не ведают, что творят...

Но не суждено было ему умереть в этот миг. Какая-то из пуль, посланная с горы, настигла-таки гранатомётчика. И он ткнулся носом в горячий валун, так что каска загремела по камням. А тот, кто заменил его, видно, был неопытен в этом гибельном ремесле, и потому граната улетела далеко в синий лес, и там, во глубине голубой гущи, сухо и как бы смущённо лопнула.

И тут он увидал свою мать. Молодую, стройную, красивую. Идут будто бы они с ней по зелёному майскому лужку, а лужок весь в жёлтых цветущих одуванчиках. И всё вокруг поет, всё ликует радостно, соловьи заливаются и славки, пёстрые дрозды поют и щеглы яркие, иволги и чижи, ласточки щебечут беззаботно и жаворонки звенят, кузнечики трещат и цикады, и многая иная тварь, которая многочисленна на земле и в небесах, славит, славит в упоении Создателя, и мать тоже — радостная и весёлая, и светлые глаза её лучатся, и она плетёт из одуванчиков венок, плетёт и надевает ему на голову... И вдруг их заливает чудесным серебристым светом. И в сиянии является Та, Которая всех выше и добрее. И птицы смолкают в изумлении, и в благоговении меркнет всякий земной свет. И Она протягивает к нему Пречистые Свои руки. А матушка подталкивает его в спину и шепчет над ухом:

— Всё упование моё на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани чадо мое под кровом Твоим.

И он, радостный, шагнул раз, шагнул другой навстречу, и легко пошёл-побежал к Предвечному свету...

... Его захватят уже мёртвым. При обыске обнаружат на груди монашеский крест-параман, а на спине, между лопатками, ладанку-мощевик с вшитыми мощами валаамского святого. Долго будут совещаться, спорить: кто же этот человек? Видно, большой начальник. И крест — вишь, странный какой, большой и невиданный.

После чего его разрубят на четыре части — крестообразно — и предложат по рации “диким гусям” менять каждую часть на одного пленного мусульманина…

Так молите же Бога о нём — и вы, друзья-одноотрядники, сербы и земляки-русские, и ты, святый Романе-сладкопевче, и ты, княже-страстотерпче Борис, убиенный братом своим родным, и ты, святый отче Антипо Валаамский, усердные помощники и молитвенники о душе погубленной. Ибо Романом звали героя в миру, когда дерзал он быть живописцем; Борисом пострижен во иночество; и носил с собой частицу мощей святого Антипы Валаамского, которые развеялись по земле по сербской.

И помолитесь также за воина Вениамина.

А случилось это в аккурат на Покров Божьей Матери, который в Сербии, да и в России, был в тот год очень сухим и тёплым. В тот самый день, когда погибшие “за други своя” идут под сенью Нетленного Покрова, как говорят, прямиком в рай.

Аминь.

Вячеслав Иванович Дёгдев (1959-2005)

“Крест”. Книга рассказов. “Русская современная проза”

Издательство “Андреевский флаг”, Москва, 2003

Рисунок Михаила Полякова (Союз Православных Хоругвеносцев)

+ + +

"Валаамский постриженик Роман, держа путь на Афон, в 1994 году оказался в охваченной огнём Югославии. В это время шла кровопролитная война с мусульманами в Боснии и Герцеговине. Увидев страдания братского серб-ского народа, инок Роман понял, что место его подвига не на Афоне, и вступил в ряды русских добровольцев. В тот мо-мент ему было чуть больше 20 лет. В ходе боевых действий нужно было прикрывать отход основных войск. Командир, пони-мая, с каким риском сопряжена военная операция, вызвал добровольцев. Отец Роман стал одним из десяти человек, сделавших шаг вперёд… Боевые друзья ушли, а они остались, чтобы погиб-нуть за православный сербский народ. Найденное тело инока Романа было изрезано на куски. Как-то я поведал об отце Романе владыке Лавру, тот выслушал, перекрестился и уверенно сказал: "Он мученик".

Инок Всеволод Филипьев
Джорданвилльский монастырь (США)


Орден Димитрия Донского 2-й степени
Орден Преп. Сергия Радонежского 3-й степени
Орден Преп. Серафима Саровского 3-й степени
Орден Благоверного царя Иоанна Грозного
Орден - За заслуги

новые фото
Русский марш - 2108

новые фото
Крестный ход в Свиблово

новые фото
Крестный ход в Тайнинском

новые фото
Поездка на Чудское озеро

новые фото
Открытие памятника Ивану Грозному в Орле

новые фото
110-летие подводного флота России

новые фото
Поездка в Санкт-Петербург

новые фото
Концерт в Туле

новые фото
Поездка в Новороссию

новые фото
Хоругвеносцы на Саур-Могиле

новое видео
В

новое видео
У

новое видео
Архив.

новое видео
Архив.

новое видео
день

новое видео
Похороны

новое видео
Награждение

новое видео
Интервью

новое видео
Награждение

новое видео
О

новое видео
Открытие

новое видео
Царский

новое видео
день

новое видео
день

новое видео
Интервью

новое видео
Интервью

новое видео
Русский

новое видео
Интевью

новое видео
Анти-Матильда

новое видео
Анти-Матильда

книги
Книга С.Новохатского "Этнический терроризм"

 

 
Русское Православно-Монархическое Братство Союз Православных Хоругвеносцев


При полном или частичном воспроизведении материалов сайта обязательна ссылка на www.pycckie.org

Кольцо Патриотических Ресурсов Православное христианство.ru. Каталог православных ресурсов сети интернет Rambler's Top100