Беда, беда, кругом царит беда,
Король Чума кровавый пир справляет,
Чубайс обезточает города,
И Север от питанья отключает.
Архангельск спит, в снегах Владивосток,
Мгла пролегла от Бреста до Урала,
Рука Чубайса отключает ток,
Вонзая в нас отравленное жало.
Кровавый демон крылья распростёр,
Парит, парит, затмив собой полнеба,
И рвётся к власти, словно Алберт Гор,
И жаждет окровавленного хлеба.
Он жаждет плоти Русских моряков,
Он жаждет крови – нашей Русской крови! –
И Черномырдин роет Сербам ров,
Нахмурив черномырдинские брови…
И всё темней-огромней тень крыла,
Накрывшая заброшенные пашни,
И всё ужасней чёрные дела
В Останкино – на мёртвой телебашне.
Там жаждут Жатвы, жаждут спелой ржи,
На НТВ Миткова жаждет крови,
И жадно ждут жидовские ножи,
Когда наступит Русский Час неровен.
Россия ж спит. В тумане и во мгле –
Россия дремлет в грёзах наркомана,
Спят миллионы Русских на игле
Останкинского бледного экрана.
Мать-Родина стоит в метро одна,
Испуганно протягивая руку,
И глаз невыносимых глубина
Почти уже не выражает муку.
Мать-Родина! Какие униженья,
Какое горе вынести дано,
И сколько это жуткое виденье
Нам видеть в этой жизни суждено.
Тебя терзают звери-олигархи,
И за границу плоть твою везут.
Три нищенки у Иверской, под аркой
Молитву твоим голосом поют.
Вот ты стоишь в метро, подобно тени,
С испуганно протянутой рукой,
Какой великий Достоевский гений
Навек запечатлит тебя такой.
В платке пуховом, в стареньком пальтишке,
С глазами, устремлёнными во мглу,
Где Русские, бездомные мальчишки
Мечтают сесть на чёртову иглу.
А телевизор жарит про Освенцим,
А НТВ визжит про «холокост»,
И длинный чёрный поезд из Лиенца
На Православный движется погост.
Они там, Горе, во хрустальной башне,
В мигании софитов и камней,
А мы внизу, где всё темней и страшней,
Где жрёт и жрёт мальчишек синий змей.
А помнишь, ты звала нас всех на битву?
На Страшную Священную Войну,
Было горизонт отточен, словно бритва,
И мы пошли по зову твоему.
И мы пошли, пошли и победили,
И много нас тогда легло в бою,
Наверно мы тогда другими были,
Сильней любили Родину свою.
Мне и теперь черты твои знакомы,
Всё та ж печаль легла у складок рта,
Лишь оренбургский твой платок пуховый
Исстёрся в дым, до самого до тла.
Как будто тень тот грозный и суровый,
Стоишь в метро с протянутой рукой,
И Ангел Света – Ангел Бога Слова
Стоит всегда незримо за тобой.
Мать-Родина! Какие униженья,
Какое горе вынести дано,
И сколько это жуткое виденье,
Нам видеть в этой жизни суждено.
Не в кандалах, закованная в цепи,
На санях увозимая в Сибирь,
Не тёмной ночью по бескрайней степи
Бредёшь одна, поющая Псалтирь.
Но здесь, на «Комсомольской», средь зовущих,
Купаться в Мертвом море голосов,
Безжизненная в самой жизни гуще
Среди бродяг, бомжей и мертвецов.
Вот ты стоишь одна, почти что тенью,
На «Комсомольской», в сутолке метро,
Где гений смерти, истребленья гений,
Кривит свой рот насмешливо и зло.
А в небесах, в короне и в огне,
Закрыв полнеба чёрною сутаной,
Король Чума на огненном коне
Летит в ночи виденьем Иоанна…
Он сеет Смерть, и Глад, и Спид, и Мор,
Он заливает Родину отравой, -
Он над Россией крылья распростёр
Со всей ожидовевшею оравой.
Он сжёг Чернобыль, он бомбил Багдад,
Он заморозил Русское Приморье,
Он бомбы НАТО сыпал на Белград,
И насыщался Православной Кровью…
Он Рай сулит нам – отверзая Ад,
Пасть раскрывают телевелиары,
И обещают «сáмсунги» наград,
И злата предлагают авуары.
И открывая Рио-Карнавал,
Эсфирь раскроет крылья Жёлтой птицы,
И зачумленья мертвенный оскал
Вдруг проступает сквозь родные лица…
Чума ведёт Россию на убой,
Чума ведёт народ на скотобойню,
- Смерть Православным! Каждый Русский – гой! –
Орут рекламы, хохоча в лицо мне.
Америка! Америку даёшь!
Даёшь «цивилизацию» чумную,
А кто не хочет – в спину тому нож!
И саксофоны грянут «аллилуйю»…
Потоки крови залили экран,
Потоки крови, реки Русской крови,
Стекаются в кровавый океан.
И над Москвой пылает Могендовид.
И бесы с визгом, с хохотом летят,
Нас заливая огненною лавой,
Из-за угла ведёт жидов отряд
Из ближней синагоги Розенбаум.
Но я смотрю, смотрю на них в упор,
Король Чума справляет пир кровавый,
И лик Луны – заржавленный топор,
И всадники летят кровавой лавой.
Орут рекламы – «Все на смерти Пир !!!»
Король Чума бардели открывает,
И Вечный Жид – хохочущий вампир
Кровь по бокалам черным разливает.
Экран в ночи совсем поголубел,
Хохочет рать Содома и Гоморры,
И Познер сыплет тучи стрел,
Пропитанных корнями мандрогора.
Мы дышим тленьем, мы вдыхает яд,
Старуха Смерть гремит в ночи костями,
И мертвецы ведут в ночи парад,
И нас зовут на жёлтый пляж в Майями…
И всё ужасней жуткий пир Чумы,
Всё призрачнее, всё синее тени,
И всё ржавее в небе серп Луны,
И всё мрачнее зачумленья гений.
Подходит время – Сирины кричат,
Уста вещают Родины паденье,
По кромке неба «Боинги» летят,
Неся в отсеках Сербии сожженье.
Вот всадники на призрачных конях,
В плащах лиловых, изрыгая пламя,
И Смерть сжимает в сомкнутых кистях
Большое окровавленное знамя…
Ересиархов армия летит,
И впереди Старуха смерть с косою,
А рядом с ней в лохмотьях Вечный Жид
Несёт отмщенье ненавистным гоям.
Король Чума! Веди, Король Чума!
Когорты Смерти, всадников растленья! –
И даже белоснежная зима
Не в силах поглотить их наступленья…
Жиды орут: «Огня! Добавь огня!»
И люди скачут жутким карнавалом,
И всадники несутся на меня,
Осклабясь окровавленным оскалом.
Орут рекламы: «Браво! Ночь твоя!»
Заманивая жутким карнавалом.
«Добавь огня! Гогочет жидовня!»
Зовут казињно, дансинги и бары.
Восстанем, братья и шагнём в огонь,
Там Красный Конь без всадника мелькает,
Ему навстречу в пене Чёрный Конь
Глазами раскалёнными сверкает…
И мамма Алла жарит в микрофон,
Шекспировскую страсть изображая,
И снайперский отряд «Иерехон»
В затылок пулю «альфовцу» сажает.
О, Господи! Ты веси! Русь в огне!
Останови жидовское движенье,
Убей Чуму! Не дай пройти Чуме!
Не дай пройти химерам зачумленья.
Но кажется – уже не одолеть,
Что впереди лишь общее паденье,
Что впереди лишь Голод, Мор и Смерть,
И Страшный суд и Светопреставленье.
Но МЫ дерзаем, побеждая Смерть,
Мы наступаем на Чуму и Тленье,
Спаситель даст нам силы одолеть
Нахлынувшие рыла зачумленья.
Всё ближе Бой! – Знамёна Смерти в ряд
На нас несутся лавой чумовою,
А им навстречу маленький Отряд
Выводит Ангел с золотой трубою.
И грянул бой. И много полегло
Товарищей, родных моих и близких,
Но и Чума, и Смерть, и Мор, и Зло
Уходят вскачь, стелясь позёмкой низкой…
Во льдах Непрядва, Неретва во льдах,
Москва-река закованная льдами,
Мы победили иудейский страх,
Лишь потому, что был Спаситель с нами.
Уже вдали, как будто бы буран…
Как саранчи взметнувшиеся стаи,
Я взглядом обвожу сраженья Стан,
И снегом меч горячий обтираю.
А белый снег кругом багрян, багрян,
И лучшие глаза свои закрыли,
Но всё же, брат, мы отстояли Стан,
И смертью смерть сегодня победили.
Иоанн Опричный
2003 г.