Тебя терзают звери-олигархи,
И за границу плоть твою везут.
Три нищенки у Иверской, под аркой
Молитву твоим голосом поют.
Вот ты стоишь в метро, подобно тени,
С испуганно протянутой рукой,
Какой Великий Достоевский гений
Навек запечатлит тебя такой.
В платке пуховом, в стареньком пальтишке,
С глазами, устремлёнными во мглу,
Где Русские, бездомные мальчишки
Мечтают сесть на чёртову иглу.
А телевизор жарит про Освенцим,
А НТВ визжит про «холокост»,
И длинный чёрный поезд из Лиенца
На Православный движется погост.
Они там, Горе, во хрустальной башне,
В мигании софитов и камней,
А мы внизу, где всё темней и страшней,
Где жрёт и жрёт мальчишек жёлтый змей.
А помнишь, ты звала нас всех на битву?
На Страшную Священную Войну,
Было горизонт отточен, словно бритва,
И мы пошли по зову твоему.
И мы пошли, пошли и победили,
И много нас тогда легло в бою,
Наверно мы тогда другими были,
Сильней любили Родину свою.
Мне и теперь черты твои знакомы,
Всё та ж печаль легла у складок рта,
Лишь оренбургский твой платок пуховый
Исстёрся в дым, до самого до тла.
Как будто тень тот грозный и суровый,
Стоишь в метро с протянутой рукой,
И Ангел Света – Ангел Бога Слова
Стоит всегда незримо за тобой.
Мать-Родина! Какие униженья,
Какое горе вынести дано,
И сколько это жуткое виденье,
Нам видеть в этой жизни суждено.
Не в кандалах, закованная в цепи,
На санях увозимая в Сибирь,
Не тёмной ночью по бескрайней степи
Бредёшь одна, поющая Псалтирь.
Но здесь, на «Комсомольской», средь зовущих,
Купаться в Мертвом море голосов,
Безжизненная в самой жизни гуще,
Окутана тенями жутких снов.
И ты стоишь одна, почти что тенью,
На «Комсомольской», в сутолке метро,
Где гений смерти, истребленья гений,
Кривит свой рот насмешливо и зло.
Леонид Донатович Симонович-Никшич
2003 г.