ВМЕСТО ЭПИГРАФА.
“Блажен, кто посетил сей мiр,
В его минуты роковые,
Его призвали Всеблагие,
Как собеседника на пир” -
...Пир победителей. Чумные
И воспалённые глаза,
Мелькают вёрсты столбовые,
И надвигается гроза.
Ряд виселиц на горизонте,
И лестница, и бьёт огонь,
И в бесовских зрачках Дель Понте
Всё чаще скачет Бледный Конь.
И Невозможное кружится,
И с диким хохотом визжит,
Клубится, щерится, глумится
И плюет в душу Вечный Жид...
I.
КОРОЛЬ ЧУМА,
Беда, беда, кругом царит беда,
Король Чума кровавый пир справляет,
Чубайс обезточает города,
И Север от питанья отключает.
Архангельск спит, в снегах Владивосток,
Мгла пролегла от Бреста до Урала,
Рука Чубайса отключает ток,
Вонзая в нас отравленное жало.
Кровавый демон крылья распростёр,
Парит, парит, затмив собой полнеба,
И рвётся к власти, словно Алберт Гор,
И жаждет окровавленного хлеба.
Он жаждет плоти Русских моряков,
Он жаждет крови - нашей Русской крови!
И Черномырдин роет Сербам ров,
Нахмурив черномырдинские брови...
И всё темней-огромней тень крыла,
Накрывшая заброшенные пашни,
И всё ужасней чёрные дела
В Останкино - на мёртвой телебашне.
Там жаждут Жатвы, жаждут спелой ржи,
На НТВ Миткова хмурит брови,
И жадно ждут жидовские ножи,
Когда наступит Русский Час неровен.
Россия ж спит. В тумане и во мгле -
Россия дремлет в грёзах наркомана,
Спят миллионы Русских на игле
Останкинского бледного экрана.
Мать-Родина стоит в метро одна,
Испуганно протягивая руку,
И глаз невыносимых глубина
Почти уже не выражает муку.
Мать-Родина! Какие униженья,
Какое горе вынести дано?
И сколько это Дантово виденье
Нам видеть в этой жизни суждено?
Тебя терзают звери-олигархи,
И за границу плоть твою везут.
Три нищенки у Иверской, под аркой
Молитву твоим голосом поют.
Вот ты стоишь в метро, подобно тени,
С испуганно протянутой рукой,
Какой великий Достоевский гений
Навек запечатлит тебя такой.
В платке пуховом, в стареньком пальтишке,
С глазами, устремлёнными во мглу,
Где Русские, бездомные мальчишки
Мечтают сесть на чёртову иглу.
А телевизор жарит про Освенцим,
А НТВ визжит про “холокост”,
И Мефистофель - гид из Турагенства
На Православный нас ведёт погост.
Они там, Горе, во хрустальной башне,
В мигании софитов и огней,
А мы внизу, где всё темней и страшней,
Где жрёт и жрёт мальчишек синий змей.
А помнишь, ты звала нас всех на битву?
На Страшную Священную Войну,
Было горизонт отточен, словно бритва,
И мы пошли по зову твоему.
Мне и теперь черты твои знакомы,
Всё та ж печаль легла у складок рта,
Лишь оренбургский твой платок пуховый
Исстёрся в дым, до самого до тла.
Как будто тень тот грозный и суровый,
Стоишь в метро с протянутой рукой,
И тихий свет незримого Покрова
Невидимо струится над тобой.
Мать-Родина! Какие униженья,
Какое горе вынести дано,
И сколько это жуткое виденье,
Нам видеть в этой жизни суждено.
Не в кандалах, закованная в цепи,
На санях увозимая в Сибирь,
Не тёмной ночью по бескрайней степи
Бредёшь одна, поющая Псалтирь.
Но здесь, на “Комсомольской”, средь зовущих,
Купаться в Мертвом море голосов,
Безжизненная в самой жизни гуще
Среди бродяг, бомжей и мертвецов.
Вот ты стоишь одна, почти что тенью,
На “Комсомольской”, в сутолке метро,
Какой великий Суриковский гений
Положит этот лик на полотно?
А в небесах - в короне, и в огне, -
Закрыв полнеба чёрною сутаной,
Король Чума на огненном коне
Летит в ночи виденьем Иоанна...
Он сеет Смерть, и Глад, и Спид, и Мор,
Он заливает Родину отравой, -
Он над Россией крылья распростёр
Со всей ожидовевшею оравой.
Он сжёг Чернобыль, он бомбил Багдад,
Он заморозил Русское Приморье,
Он бомбы НАТО сыпал на Белград,
И насыщался Православной Кровью...
Он Рай сулит нам - отверзая Ад,
Пасть раскрывают телевелиары,
И обещают “самсунги” наград,
И злата предлагают авуары.
И открывая Рио-Карнавал,
Эсфирь раскроет крылья Жёлтой птицы,
И зачумленья мертвенный оскал
Вдруг проступает сквозь родные лица...
Чума ведёт Россию на убой,
Чума ведёт народ на скотобойню,
- Смерть Православным! Каждый Русский - гой! -
Орут рекламы, хохоча в лицо мне.
Америка! Америку даёшь!
Даёшь цивилизацию чумную,
А кто не хочет - в спину тому нож!
И саксофоны грянут “Халлилуйю”..
Потоки крови залили экран,
Потоки крови, реки Русской крови,
Стекаются в кровавый океан.
И над Москвой восходит Могендовид.
И бесы с визгом, с хохотом летят,
Нас заливая огненною лавой,
А вон из-за угла ведёт отряд
Из ближней синагоги Розенбаум.
“ Гоп-Стоп!
Позовите Герцля! Старенького Герцля!
Он прочтёт России
Очень популярный,
В нашей синагоге -
Самый популярный -
Отходняк.
Гоп-Стоп!..”
А Шуфутинский песню про коня,
И про меня, пораненного пулей,
Поёт с ухмылкой глядя на меня,
В кармане сжав из жирных пальцев дулю.
Но я смотрю, смотрю на них в упор,
Король Чума справляет пир кровавый,
И лик Луны - заржавленный топор,
И всадники летят кровавой лавой.
Орут рекламы - “Все на смерти Пир!!!”
Король Чума бардели открывает,
И Вечный Жид - хохочущий вампир
Кровь по бокалам черным разливает.
Экран в ночи совсем поголубел,
Хохочет рать Содома и Гоморры,
Владимир Познер сыплет тучи стрел,
Пропитанных корнями мандрогоры.
Мы дышим тленьем, мы вдыхает яд,
Старуха Смерть гремит в ночи костями,
И мертвецы ведут в ночи парад,
И нас зовут на жёлтый пляж в Майями..
И всё ужасней жуткий пир Чумы,
Всё призрачнее, всё синее тени,
И всё ржавее в небе серп Луны,
И всё мрачнее зачумленья гений.
Подходит время - Сирины кричат,
Уста вещают Родины паденье,
По кромке неба “Боинги” летят,
Неся в отсеках Сербии сожженье.
Вот всадники на призрачных конях,
В плащах лиловых, изрыгая пламя,
И Смерть сжимает в сомкнутых кистях
Большое окровавленное знамя...
Ересиархов армия летит,
И впереди Старуха смерть с косою,
А рядом с ней в лохмотьях Вечный Жид
Несёт отмщенье ненавистным гоям.
Король Чума! Веди, Король Чума!
Когорты Смерти, всадников растленья! -
И даже белоснежная зима
Не в силах поглотить их наступленья...
В глазах Сванидзе Чёрный Квадрат,
У Троцкого так линзы не сверкали! -
Как угли в печке диавольской горят
Его глаза из золота и стали.
Он обличает, он же и казнит,
Куда тебе, Великий Инквизитор!
А приглядишься - мелкий паразит,
В Израиль пролетающий транзитом.
Жиды орут: “Огня! Добавь огня!”
И люди скачут жутким карнавалом,
И всадники несутся на меня,
Осклабясь окровавленным оскалом.
Орут рекламы: “Браво! Ночь твоя!”
Заманивая жутким карнавалом.
Добавь огня! - гогочет жидовня,
Маня в казино, дансинги и бары.
И Мамма Алла жарит в микрофон,
Шекспировскую страсть изображая,
И снайперский отряд “Иерехон”
В затылок пулю “альфовцу” сажает.
О, Господи! Ты веси! Русь в огне!
Останови жидовское движенье,
Убей Чуму! Не дай пройти Чуме!
Не дай пройти химерам зачумленья.
Но кажется - уже не одолеть,
Что впереди лишь общее паденье,
Что впереди лишь Голод, Мор и Смерть,
И Страшный суд и Светопреставленье.
Но МЫ дерзаем, побеждая Смерть,
Мы наступаем на Чуму и Тленье,
Спаситель даст нам силы одолеть
Нахлынувшие рыла зачумленья.
Восстанем, братья, и шагнём в огонь,
Там Красный Конь без всадника мелькает,
Ему навстречу в пене Чёрный Конь
Глазами раскалёнными сверкает...
Всё ближе Бой! - Знамёна Смерти в ряд
На нас несутся лавой чумовою,
А им навстречу маленький Отряд
Выводит Ангел с золотой трубою.
И грянул бой. И много полегло
Товарищей, родных моих и близких,
Но и Чума, и Смерть, и Мор, и Зло
Уходят вскачь, стелясь позёмкой низкой.
Уже вдали, как будто бы буран...
Как саранчи взметнувшиеся стаи,
Я взглядом обвожу сраженья Стан,
И снегом меч горячий обтираю.
Во льдах Непрядва, Неретва во льдах,
Москва-река закованная льдами,
Мы победили иудейский страх,
Лишь потому, что был Спаситель с нами.
А белый снег кругом багрян, багрян,
И лучшие глаза свои закрыли,
Но всё же, брат, мы отстояли Стан,
И Смертью Смерть сегодня победили.
II.
ВСАДНИКИ АПОКАЛИПСИСА.
Но они возвращаются. Смерть с косою,
Из савана белого кости торчат,
Снова выстраиваются со свистом и воем
И идут за отрядом отряд.
Вот вновь появились полоской тонкою,
Где весь горизонт в огне,
Впереди летит, окружённый хитонами
Сатана на Чёрном коне.
Они на нас напускают демонов,
Готовят нам Армагеддон,
Пасти в пене! - брызгают пеною! -
Молох и Аббадон.
Они не сдаются. Трибунал в Гааге
Строчит за приказом приказ,
И принтер выплёвывает горы бумаги,
Летящей из бездн на нас.
Апокалипсис Дюрера - О! Это картины!
Смерть, оскалившись, несётся с косой,
И в рясах широких попы-жидовины,
И улыбки оскал, искривлённо-косой.
Вот они несутся на скорости бешенной,
Морды лошадиные в огне и в крови,
А кругом на верёвках болтаются повешенные,
И горят города вдали...
Преисподняя вырвалась - штурмует Небо,
Немцов с Хакамадой в лиловых плащах,
Скачет нежить, падаль и небыль,
Стрелами смерти в Русь прыща.
Взвешивают души - мёртвые души -
Взвешивают души и кидают в Ад,
Несутся, хохочут, и жгут, и рушат,
И толпища демонов начинают парад.
Ведьмы идут, извиваясь, кругом,
Змеи, шипя, под ногами ползут,
И чёрные жабы в ряд - друг за другом,
Кричат, аплодируя: “Zer Gut! Zer Gut!”
И прыгают с обрыва, в глубокую пропасть,
Там, где под Броккеном камни торчат,
И чёрные напасти оставляют Европу,
И в Россию переносится кромешный Ад.
Вот всадники Дюрера косами машут,
Всё ближе и ближе - уже над Москвой,
Уже над останкинскою телебашней
Их с визгом и воем встречает рой...
Вот встретились с воплями, закружились,
Забушевала тёмная ночь,
Под скрежет костей и хруст сухожилий,
С хохочущим визгом уносятся прочь...
Всадники Дюрера, всадники Дюрера,
Чёрной гравюрой в ночи летят,
И свитком свиваясь горит гравюра,
И отвeрзается Ад.
Бронза горит, осыпаясь окалиной,
С мраморных надгробий Русских Царей,
Вот всадники проносятся над могилой Сталина,
И опускаются на Мавзолей.
Мечутся, скачут, кружатся в вальсе,
Там, где в небесах пылают кресты,
Сверкают смычками Паганини и Казальса,
Там, где метелью полыхают мосты.
Уже над Кремлём, над Собором Архангельским,
Там, где усыпальница Русских Царей,
Вгрызаются в двери чёрными ангелами,
Свиваясь кольцами змей.
Врываются в храм и, кружа над гробницею,
Там где упокоен сам Царь Иоанн,
Грызут саркофаги и тычут спицами,
И мрамор берут на таран.
Вот взвились над храмом Николы Угодника,
- Ужо тебе старый дед!
И вот уж над всей нашей страждущей Родиной
Проносятся вестниками горя и бед.
Всадники Дюрера, всадники Дюрера! -
Чёрной гравюрой в ночи летят,
И свитком свиваясь, сгорает гравюра,
И города, и деревни горят...
И свист, и визги, и топ, и хохот,
И тучи незримых отравленных стрел,
И падают первыми самые лучшие,
И лицо заливает мел...
И над огромным молчащим Храмом,
В небе полыхает кровавый закат,
И с визгом, напоминающим визг пилорамы,
Бесы в ночи летят...
III. ХРАМ.
Помните, в Ипатьевском мрачном подвале
Еврейский был след на стене:
Как всадники Смерти буквы скакали
В кровавом жидовском сне.
А рядом стихи про царя Бальтазара,
Из Гейне злобный кусок,
И кровь по стене со строчек стекала
Струйками наискосок.
С тех пор те еврейские буквы стали
Проклятьем для всей страны,
И даже Иосиф Виссарионович Сталин
Их сам соскребал со стены.
Тогда ещё помните, было начато
Известное “Дело врачей”,
Чтоб всех евреев вымести начисто
Из народных всех отраслей.
На время те буквы как бы пропали,
Но вот возвели мы Храм,
И снова они вверху запылали
На радость и смех жидам.
Нет, я не говорю, что именно таже
Надпись изображена,
Но всё же некоторым это кажется.
И в это не их вина.
Потому что в Храме том странное слово,
И над словом тем как бы нимб,
Одни говорят, смысл: “ИЕГОВА”,
Другие же: “ЭЛОХИМ”.
Одни говорят: “Вроде бы ИДИШ”,
Другие говорят: “ИВРИТ”.
Раввину кричал: “Вон видишь! Видишь!!”
С радостным визгом жид.
И брызгал слюною и странно подскакивал,
Говорят: “Танцевал СУККУ”,
А раввин всё слезу умилённо смахивал,
Не веря тому, что вверху.
А там на иврите четыре знака:
“Похожие на НЕКАМ”,
Там буквы, на-вроде бы клешен рака
Проступают сквозь облака.
И там, в облаках, где Ребёнок и Голубь,
И древний Бог Саваоф,
Там будто зияла небесная прорубь
Воздушный пробив Покров.
В той проруби странной, как в мрачном подвале,
В Ипатьевском жутком сне,
Еврейские буквы кровью пылали,
Начертанные на стене.
Вот почему в ночи над Храмом
Кружит ведьмовской шабаш,
И слышится шелест, как визг пилорамы:
“Храм этот наш-ш, наш-ш!”
А в шляпе хасид всё пальцем тыкал,
И оболдев шептал,
Странные звуки: “ЦИКА-ЧИКА!”,
И в сукке дико скакал.
Потому что в том Храме, в плафоне, слово,
И над словом тем как бы нимб,
Одни говорят: “Перевод ЖИДОВИН”,
Другие же: “ЖИДОВИН”.
IV. ПРИГОВОР.
Смерть с косою, чёрт с пращёю,
Крючья, косы, серпы,
Всадники уносятся с диким воем,
И за ними летят гробы...
И ветер вздымает на колу мочало -
Картавые вороны в окна стучатся,
И цокают когти Георгиевским залом,
И черти в зерцалах мчатся.
И слышится странный скрипящий голос -
То в мельнице трётся о жернов жернов -
“Смерть Империи! Повержен Колосс!” -
Скрипят колёса Инферно.
А Русский Народ - посмотришь и ахнешь -
Жидовские загонщики гонят в загон,
И там приговор нам выносит страшный, -
Всё тот же Синедрион.
Всё подписано и опубликовано,
В силу вступает кровавый вердикт,
Русские снова в кандалы закованы,
И Родиной правит ЖИД.
Но взволнованы батюшки внешности странной,
Взволнован советник ООН,
Взволнованы порнографы в Москве и в Каннах, -
Весь их жидовский загон.
Приказ был ясен, приказ был понятен,
“Русские виновны поголовно все!
И чтоб на евреях не было пятен
Подобных кровавой росе”.
Снять обвинение с евреев в убийстве!
Снять этот проклятый кровавый навет!
Поп проповедуй! Вития - витийствуй!
Венты собирайте Верховный Совет!
Пишите резолюции, собирайте съезды,
Срочно вызывайте отряды KFOR,
Вводите Второзаконие Нехемьи и Ездры,
А лучше - стреляйте в упор.
Патриоты России! В Русских фашистов,
Каждому, кто говорит: “Неповинен Народ!”
Быстрый и короткий в затылок выстрел,
Или олово в рот...
Сталью расплавленной в жерле домны,
Жгите им языки,
Так, чтобы каждый Русский помнил,
Кто выдаёт ярлыки.
Ну, что же, Братья? Русские Братья,
Те, в ком Русская Красная Кровь -
Разве впервые нам на Распятие -
За Веру, Царя и Любовь?
И Сербский Ангел - Мелешевский Ангел
Перстом указует нам
На тех, кто построился в Чёрной Фаланге,
Смерть несущей жидам.
Не отступайте, держитесь стойко,
Ведь Смерть хороша в строю,
Чем медленно гаснуть на лагерной койке,
Встретим её в бою!
Не бойтесь евреев, напяливших рясы -
Господь их всех уберёт,
Несите правду в густые массы,
В Русский Простой Народ!
Везде проповедуйте просто и ясно.
Народу, который спит,
Узнай, пробуждаясь, Василий Прекрасный:
“Русь обезкровил ЖИД!”
Разбушевалась Карла Дель Понте,
Бжезинский и Киссинджер,
В мир выбрасывает картавое горло
Перлы жидовских химер.
Судят Милошевича - какой бы он ни был,
Кто дал право Дель Понте судить
Законно избранного Президента,
И вердикты нам выносить?
Карла Дель Понте, Мадлена Олбрайт,
У этих праведниц всё - ALL RIGHT!
Качаются чёрные очковые кобры,
Готовят жидовский рай.
Осудят Милошевича, поймают Усаму,
Растопят небесный воск.
Сожгут и развеют времён амальгаму,
И Бушу накрутят мозг.
Валяй, выноси нам вердикты, Карла!
Винти нас и обвиняй,
Скоро тебе по Кристоферу Марло
Откроется чёрный “рай”...
Народ проснётся и морок сбросит,
И в руки возьмёт топор,
И молча со лгущих ответа спросит,
И страшно глянет в упор.
И тогда завизжит “покаянная” ведьма,
И жид - маратель икон.
И ведьма подавится собственной снедью,
И жид сожрёт микрофон.
И жиды побегут, раздувая рясы,
“Погром! - завизжат, - Погром!”
И Воин Могучий - Василий Прекрасный
Навеки покончит с жидом!
Это мгновение - я знаю - наступит,
Час роковой пробьёт,
Воин на горло жиду наступит
И отомстит за Народ!..
Русь пробуждается. В куполе светлом
Рассеивается хмарь,
И развеваются горы пепла
И улетает гарь.
И Царь с Семьёю идёт навстречу
К Русским простым мужикам,
И кровью вскипает ужасная сеча,
Несущую смерть жидам.
До узд лошадиных, почти по плечи,
Страну заливает кровь,
Но над побоищем жуткой сечи
Встаёт на Нерли Покров.
И Андрей Боголюбский, и Андрюша Ющинский,
И младенец Святой Гавриил
Несут отмщенье делам жидовинским,
Мечами Небесных Сил.
Жиды, трепещите! Священной Мести
Ангел крыла распростёр.
Мы на Площади Красной, на Лобном Месте
Зажжём Опричный Костёр...
V. РАССТРЕЛ.
Я думал закончилось, - нет, продолжается,
Жиды картавят - “Гусский, гусский!
Весь Гусский нагод пускай покается,
бросившись ггудью на бгуствег!
Пусть плачет, рыдает и волосы рвёт,
А не покается - умрёт!
Господь его накажет,
И нам: Что делать? - скажет.
Пусть Русские бабы и мужики,
Позабудут, кто их истребил,
Пусть эти дурочки и дураки
Пополнят ряды могил.
Чтоб кресты, кресты - на тысячи вёрст,
От Бреста и до Камчатки
Русские будут сгорать как хворост,
И всадники будут мчатся”.
С хохотом, визгом, воем и высвистом,
С разбойным и диким криком,
Вдруг оживут рекламы и вывески
В ночи сатанинским ликом.
“Вся Русская Империя будет наша,
С названием ясным - ХАЗАРИЯ,
Что там бормочет Саровская Паша,
Страной будет править Схария...”
Немцов, Хакамада, Мерелин Менсон,
Хазанов и сам Борух,
Полчища магов и экстрасенсов,
И тучи жутких старух.
Идут друг за другом с тяжёлым воем,
Справляя свой Хэллоуин,
И Русских в загоны ведут под конвоем,
Смерть Православным! Смерть гоям!
Мы завоевали Москву и Берлин!
VI. СТРАШНАЯ МЕСТЬ.
Давите, давите, Виктор Степанович!
Танками - Танки на Белый дом!
В Останкино танки - БТРы в Останкино!
Разгром, чтоб, полный разгром!
Отомстите им - АНТИ-СЕМИТАМ,
За слезы наших отцов,
За слезы наших еврейских родителей
И наших еврейских мальцов.
За то, что они нам тогда в Испании,
Громили наши кафе!
За Ночь Хрустальную - там в Германии,
За погромы и Аутодафе.
За украинские, за Богдановы
Виселицы и костры,
Устроим, устроим им, Виктор Степанович,
Эсфириевы пиры!
За погром кишенёвский, за всю историю,
За то, что корили кровавой мацой -
Устройте им, Виктор Степанович, порево,
Чтоб море крови! - Крови чтоб море!
Не посрамите своё лицо!
И не посрамили - Чёрные баржи
По Москва-реке ночью шли,
И самых лучших наших товарищей
Тайно сжигать везли.
Те чёрные баржи, Виктор Степанович,
Нам не забыть никогда,
Ночь фосфорилась зелёным заревом,
И кровава была вода.
А они вереницею чёрной плыли,
И в трюмах, полных крови,
Лежали те, кого убили,
Виктор Степанович - ВЫ!
У нас, Православных, хорошая память,
И отец наш Весенний Гром,
Когда загрохочет, Виктор Степаныч,
Знайте - ЭТО ПОГРОМ!
Что же касается Украины,
Так там тоже есть Бабий Яр,
Видите, полыхают зарницы над Винницей,
В ночи начиная пожар...
Огни мелькают, горят деревни,
Горят фасады усадьб,
Это проснулся обычай древний
Кровавых хохляцких свадьб.
Богдан-то был посильнее Гитлера,
В процентном отношении куда-а-а!
Запорожская конница коней копытами
Старалась не топтать жида.
Казаки сечевые его ловили,
В подвалах местечек и сёл,
И медленно, медленно жида давили,
Его посадив на кол.
Эх, Адольф Алоизович, что же Вы, право,
Ведь в Вас свято поверили фон Тиссон и Шахт,
Такое художественное было начало,
Такая великолепная Хрустальная nacht...
На Красном знамени Чёрная Свастика,
И Грозный Имперский Герб! -
А кончилось? Ужаснее всех ужастиков,
Жидовский был Нюрнберг!
Нет, у Богдана не так всё было,
Наливайко и Кривонос
Жидов ненавистных сажали на вилы
И на острия острых кос.
Традиции эти на Украине,
Пока что в землю ушли,
Но вновь в Сечи и под древним Киевом,
Они встают из земли.
Это - конец, Виктор Степанович,
Dark side, так сказать, of the Moon,
Это ведёт казаков Богдана,
Чёрный Полковник - Богун.
Это казак гуляет на воле,
И в руке его вострый меч,
Это вздымается Дикое Поле,
И поднимается Сечь.
Это - отмщенье, Виктор Степанович,
Волчьи глаза горят,
Это весна, луны ятаганами,
Мстит за наших ребят.
VII. ДУЭЛЬ.
По Белому дому били танки,
Кровавый дым стоял трубой,
Еврейский снайпер Барух Панкин
Охотился за Русскою головой.
Вот в объективе, в центре прицела,
Компьютерной системы “Golden & Zaks”
Показался парнишка с волосами белыми,
А над ним развевается Имперский Флаг.
Барух вздрогнул. В юности ранней,
Словно виденьем других миров,
Русский лётчик в небе Испании,
И взгляд из-под шлема строг и суров.
Старое фото. Дома, в Израиле,
Дед Баруха, а рядом другой,
Русский - белокурый и голубоглазый,
Ас-истребитель, лётчик-герой.
Их деды вместе в ту гражданскую,
Пили и орали: “No pasaran!”.
А теперь тончайшим компьютерным сканером
Внука голова врисована в экран.
И Панкин Барух по инструкции точной,
Выданной карателям отряда “ИЕРИХОН”,
Повёл прицелом от мочки к мочке,
Как бы пересекая испанский небосклон.
Всё повторилось, только не в гранадском
Небе прекрасном далёкой страны,
А здесь на Пресне, в пеклище адском,
Если от Москва-реки, то с правой стороны.
Барух улыбнулся, и медленно-медленно,
Палец потянул спусковой крючок,
И захохотала Олбрайтиха Мэдлин
И Дель Понте завизжала, как детский волчок.
Но вот изображение восстановлено,
Стоит парнишка с дыркой во лбу,
Русые волосы слеплены кровью,
И струйка стекает по изгибу губ.
Синие глаза через миг закроются,
Небо над Пресней потухнет на миг,
А снайперы иерихонские тихо смоются,
И Барух Панкин и Беня Крик.
Но долго в глазах потрясённых компьютера,
Будет прекрасный Русский стоять,
Тот, что пришёл двадцать первого утром,
За Родину в открытом бою умирать.
Осень кончается, здесь и в Израиле,
На белые волосы первый снег,
Медленно падает и медленно тает,
Нежной снежинкой на тяжести век.
А там, в “Иерихоне”, в отделе Моссадовом,
В торжественном зале бокалы звенят,
Награды получая за работу адовою,
За мастерски расстрелянных Русских ребят.
И там, как не странно, наступит осень,
По Мёртвому морю пойдёт волна,
И снайпер еврейский пощады запросит,
И она ему нами НЕ БУДЕТ ДАНА...
Тогда тебе вспомнится, Барух Панкин,
И тогда ты сильно сбледнёшь с лица,
И тебе не поможет ни минора, ни Ханука,
Ни на христианской крови маца.
Вспомнятся тогда тебе волосы белые,
И Русский, по детски открытый, взгляд:
Недавно “мусульмане” Даниэля Перла
Казнили, мстя за наших ребят.
И пусть Дель Понта с Мадленой думают,
Что это кашмирский террор,
Нет, это чёрный тайно орудует
Русский отряд “Черномор”.
Это - ОТМЩЕНИЕ, Барух Панкин,
Возмездие за Белый дом,
Везде - в России, в Испании, в Германии,
Грядёт ВСЕМИРНЫЙ ЕВРЕЙСКИЙ ПОГРОМ.
VIII. ПРАВОСЛАВИЕ ИЛИ СМЕРТЬ!
Только пока, пока они в выигрыше,
На бледных летят конях.
Слышите цокот копыт по крышам,
Где весь горизонт в огнях.
Это они - они приближаются -
Смерть впереди и Ад,
Кружатся, кружатся жуткими стаями
Немцовых и Хакамад.
Немцов, Коперфильд и Мерлин Менсон,
Всей их фармазонской гурьбе,
Дадут по мерцающему “мерсу-бенцу”,
А вам, Виктор Дмитрич, дадут по губе.
Вам всем Иванам, родство своё помнящим,
Знающим точно отца и мать,
Вас Крестным Ходом на Красную площадь,
И пулемёты начнут стрелять.
Вы будете петь: “Богородице, радуйся!”
И падая, Кремль Крестом Крестить,
А они по крышам - бегом - отрядами,
И пулемёты начнут косить...
И кровь в Небеса горячим потоком,
Кровь в Небеса пойдёт,
От Углича, Вуковара и до Белостока,
Младенцев кровь вопиет!
Так было уже, когда правили шверцманы,
И скоро вновь будет так,
Прикажут Немцов и Янкель Свердлов,
А стрелять будут Ким и Пак.
И на Чёрной Хоругви лик Богородицы,
КАЗАНСКИЯ - будет гореть,
И Родина, наша Священная Родина,
Смертью победит Смерть...
И я уже падая - Вижу! Вижу! -
По глади Москвы-реки,
Грядет Спаситель - всё ближе, ближе.
И всё легче Его шаги.
И сонмища Ангелов крыльями машут,
И Архангел летит с копьём,
И в небе слова над Спасской башней:
“СЛАВА БОГУ ЗА ВСЁ!”
Потом прорастём другими, лучшими,
Что Родину воскресят,
И новый пойдёт по-над самой кручею
ХОРУГВЕНОСЦЕВ ОТРЯД.
IX. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ,
Потом очнёшься... Видение это...
Всадники Дюрера по небу летят,
Сам Люцифер кровавой кометою,
И черти, и Смерть, и Ад...
Тряхнёшь головой - вроде бы нету,
Вроде трамвай гремит по рельсам...
Забудешься, летит - кровавой кометой,
И слева второй - ЕЛЬЦИН.
Кругом красной лавой горит INFERNO,
И бьёт подземный огонь,
И на лёгких Неба кровь ковернами,
И Бледный несётся Конь...
Апокалипсис Дюрера - жирный боров,
Как “Боинг”, луну затмил,
И звёзды источают сок мандрагора,
И уже не видно светил.
И Березовский с другом Гусинским,
Так Киселёв нам вчера сказал -
Кровью невинных христианских младенцев
Окрашивают свой оскал.
Странно, но я ему в этом верю,
Он знает про Белосток,
Захохочет в ночи подсвеченный череп,
И Чубайс отключает ток.
Из мглы Бильдерберг строго прикажет,
Всё ПВО страны -
Отключить! - И Чубайс козыряет: “Как же!
Уже отключены!”
Камчатка темна, сидит без света,
Младенцы в роддоме мрут.
Только прикажите и всю планету,
Чубайс превратит в труп.
Вдруг справа по небу чёрным пожаром,
На них прямо держит курс,
На части разрезанный “Курска” огарок,
Неся торпедный ресурс.
Нам бы напрячься из сил последних,
Нам бы “Курску” помочь,
Но телеэкраны расставили бредни,
И замутили ночь.
А Гайдар с Новодворской танцуют “буги” -
Дугин посмотрел, и охолуел,
“Конец истории - и Кали-Юге,
И нам с тобою, MY Б'Э.Л.!”
Чубайс, Хакамада, Немцов, Явлинский -
Новой аристократии высшая каста,
Их всех бы надо в книгу Гиннеса,
Что не аристократ - то БАСТАРД.
Явлинский бормочет: “Де факто... де юре”,
И крысы сжирают мозг,
И молча уходит Альбрехт Дюрер,
И грядёт Иероним Босх.
И там на горизонте, где петли и черти,
И бьёт подземный огонь,
Чума завернулся в саван Смерти,
И копытом бьёт землю Конь.
Время пришло исповедаться, братцы,
И вспомнить про Божий страх,
Время упасть на колени и каятся,
В тяжких моих грехах...
Потому что, братцы, всё, приблизилось,
Горят БТРы, горят дома,
И в саване Смерти из телевизора,
Несётся Король Чума!..
ЭПИЛОГ.
И небо смеётся, как дедушка Гитлер,
А дедушка Сталин из гроба встаёт,
И Дюрер несётся за Босхом с бритвой,
И Inferno - INFERNO ревёт...
POSTSCRIPTUM
АНТИГОРОД.
Мы живём под собою не чуя страны,
Из подземных щелей вылезают жиды
И в суды подают и клевещут,
И несут раскалённые клещи.
И готовят нам паспорт безликий,
Губельманы и Иосифы Брики.
И горит по ночам Мегаполис,
Вырываясь из клетки на волю,
Всё страшней и ужаснее лица
И метель как “Inferno” клубится
И не нужно не пыток, не камер
В том Inferno, что создан жидами,
Где свистит длинный хлыст и змеится.
Где на звере несётся блудница,
И рекламы горят, зазывая,
В лабиринты подземного рая,
По ступеням спустится в Казино
Дегустировать мутные вина.
Обещают нам всем “пол-лимона”
И в терновнике остром корону.
И пожарища в пол-Небосклона,
И бураны в ночи пролетают,
И виденьями жуткими тают.
Не поймёшь то ли Герман, то ль Дама,
То ли тени химер Нотрр-Дама.
То ли Вий, то ли Тролль, то ли Ворон,
Ветер дует, вздымаются шторы,
И ночные бомжы и ваганты,
Нестрашнее картинок из Данте.
Это вам не Италия, братцы,
Не спагетти и не папараццы,
Тут за правду и нож, и Рогожин,
И кривятся жидовские рожи.
Управляют всем чётко и ловко,
Жид откупщик и ведьма - жидовка.
Что там Гоголь, что Блок, что Булгаков,
Разве снился “бродячим собакам”
Бред почище чумного барака,
Не Комоэнс не знал и не Данте,
Разве что сумасшедший Сервантес,
В подземельи мрачном Кастильи
Раздувал этих образов крылья.
Да и то, хоть Сервантес, хоть Гойя,
Скоро всех их в Сибирь под конвоем,
Где, как волки, огромны собаки,
И в ночи фосфорятся бараки...
Нет, такого в Испании нету,
Погружайся хоть в Прану, хоть в Лету,
Это всё “россиянские” перлы,
Их создатели Фридман и Берлин.
Третий Рим в страшный век - XXI-ый.
Только ветры московские дуют,
И жиды на Кладбище колдуют.
Мы живём под собою, не чуя земли,
От того, что земля по колено в крови,
От того, что сто лет под жидами,
Рубим ветер в ночи топорами.
Но пора наступает, Святая Пора,
Я поднял ледоруб, я иду со двора,
Поднимается Чёрное Знамя,
Разгорается Русское Пламя -
“Мировой пожар в крови -
Господи! Благослови!”.
В венчике из чёрных роз
Впереди Иисус Христос...
Иоанн Опричный
10.02.2002 г.
