23.03.2021
Москва
Служба информации Союза Православных Хоругвеносцев и Союза Православных Братств
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ ХОРУГВЕНОСЦЕВ,
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ БРАТСТВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
Мой путь
(последняя поэма Франсуа Вийона)
Часть вторая.
V.Это был мой путь
Да, снег идёт, снег, снег. И совсем уже ничего кругом не видно. Только полк машин впереди как будто стадо каких-то фантастических тварей медленно ползёт по Садовому. И Синатра всё поёт о своем печальном пути… Да что и говорить, многим русским поэтам были близки эти чувства:
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух…
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino Veritas!» кричат.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Или вот Сергей Есенин:
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит… чёрт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандюгами жарю спирт.
Сердце бьётся всё чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад:
— Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, сулил мне Бог.
Вообще Вийон как-то очень сильно «откликнулся» в стихах русских поэтов. Что-то близко в его восприятии жизни и мира:
Пусть буря бушует, здесь много вина,
Я — вор, проститутка — она.
Мы стóим друг друга и выпьем до дна
Веселье свое натощак.
Мы много воруем, и рай нам закрыт,
Пусть вьюга бушует и ветер гудит…
Хорош и родимый кабак!
Да, кабаки, притоны, рестораны.
Жизнь течёт, как красное вино.
Хорошо, ребята, быть нам пьяным
Да, и то, помрём ведь всё равно…
Всё равно – гуляй и пей, ребята,
Женщин падших крепче обнимай
Ведь мы все помрём, друзья, когда-то
И нам вряд ли с вами светит рай
Но вот настроение меняется:
ЭПИТАФИЯ ВИЙОНА (БАЛЛАДА ПОВЕШЕННЫХ) (ЭПИТАФИЯ, НАПИСАННАЯ ВИЙОНОМ ДЛЯ НЕГО И ЕГО ТОВАРИЩЕЙ В ОЖИДАНИИ ВИСЕЛИЦЫ)
Ты жив, прохожий. Погляди на нас.
Тебя мы ждем не первую неделю.
Гляди — мы выставлены напоказ.
Нас было пятеро. Мы жить хотели.
И нас повесили. Мы почернели.
Мы жили, как и ты. Нас больше нет.
Не вздумай осуждать — безумны люди.
Мы ничего не возразим в ответ.
Взглянул и помолись, а Бог рассудит.
Дожди нас били, ветер тряс и тряс,
Нас солнце жгло, белили нас метели.
Летали вороны — у нас нет глаз.
Мы не посмотрим. Мы бы посмотрели.
Ты посмотри — от глаз остались щели.
Развеет ветер нас. Исчезнет след.
Ты осторожней нас живи. Пусть будет
Твой путь другим. Но помни наш совет:
Взглянул и помолись, а Бог рассудит.
Господь простит — мы знали много бед.
А ты запомни — слишком много судей.
Ты можешь жить — перед тобою свет,
Взглянул и помолись, а Бог рассудит.
И музыку мою продли!
Я не жалею ни о чём -
Это был мой путь!
Да, это мой путь...
Мой грешный путь.
И снег следы мои не держит,
И холод мне пронзает грудь,
И ледяное сердце режет.
Иду,
И плачу,
И смеюсь.
Кто груз Надежд моих отнимет?
Не к новой дружбе я стремлюсь,
Петля по дружески обнимет.
Луна - кадилом, скоро вновь
Молитва волчья на рассвете,
И в сердце стынущем - любовь,
Блеснет,
Как череп
В мертвом свете.
Упасть,простить их всех...Уснуть,
И видеть в сновиденьях тех же,
Как холод мне пронзает грудь...
И снег
Следы мои
Не держит...
И в это снежной круговерти
Всё ближе, ближе, призрак смерти
Был час, когда упал и надо мной звенела вьюга.
Был день, когда узнал любовь врага и зависть друга.
Я шёл, боль затая.. смеялся я… и горько плакал.
Промчалась жизнь моя… Это был мой Путь.
Мой путь – моя Судьба… Дорога грёз, тропинка счастья.
Я сам себе судья и надо мной никто не властен
Пусть мир был так жесток. Но жизнь моя была прекрасна!
Дай Бог ещё глоток… Это был мой Путь.
В лесу ягненок блеет — знать,
Овцу зовет. Меня вскормила
Ты, Франция. Кого мне звать?
Ты колыбель, и ты могила.
Меня ты нянчила, учила.
Меняют стих, меняют стать.
Но как найти другую мать?
Кому ты место уступила?
Зову, кричу, а толка нет:
Лишь эхо слышу я в ответ.
Другим тепло, другим отрада.
А мне зима, а мне сума,
И волчий вой сведет с ума.
Я — тот, что отстает от стада.
Служу — я правды от тебя не прячу, —
Хожу к банкирам, слушаю купцов.
Дивишься ты — на что я годы трачу,
Как петь могу, где время для стихов.
Поверь, я не пою, в стихах я плачу,
Но, сам заворожен звучаньем слов,
Я до утра слагать стихи готов,
В слезах пою и не могу иначе.
Так за работою поет кузнец,
Иль, веслами ворочая, гребец,
Иль путник, вдруг припомнив дом родимый,
Так жнец поет, когда невмочь ему,
Иль юноша, подумав о любимой,
Иль каторжник, кляня свою тюрьму.
БАЛЛАДА, КОТОРУЮ ВИЙОН НАПИСАЛ СВОЕЙ МАТЕРИ,
ЧТОБЫ ОНА ПРОСЛАВЛЯЛА БОГОРОДИЦУ
Небесная царица и земная,
Хранительница преисподних врат
И госпожа заоблачного края,
Прими убогую в твой райский сад,
Где дети славословят и кадят.
Я, грешная, жила не так, как надо,
Я, нерадивая, прошу пощады,
Грехов изведала я злую сеть,
Но ныне к деве обращаю взгляды -
Хочу в сей вере жить и умереть.
Ты сыну своему скажи - темна я,
Чтоб он не оттолкнул меня назад.
Так Магдалину принял он, прощая,
И так монаха, что грешил стократ,
Продавши черту душу, выпив яд
Всей дьявольской науки и услады,
Простил он, добрый пастырь злого стада.
Заступница, моли его и впредь,
Ты лилия невидимого сада.
Хочу в сей вере жить и умереть.
Я женщина убогая, простая.
Читать не знаю я. Меня страшат
На монастырских стенах кущи рая,
Где блещут арфы, и под раем ад,
Где черти нечестивцев кипятят.
Сколь радостно в раю, сколь страшно ада
Среди костров, и холода, и глада!
К тебе должны бежать и восхотеть
Твоих молений и твоей ограды.
Хочу в сей вере жить и умереть.
Ты, Матерь Божия, - печаль и страда!
Твой сын оставил ангелов усладу,
За нас он принял крест, и бич, и плеть.
Таков он и в такого верить рада,
Хочу в сей вере жить и умереть.
БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА
От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне страна моя родная.
Я знаю всё, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Я скуп и расточителен во всём.
Я жду и ничего не ожидаю.
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз - я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер - и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду.
Кому презренье, а кому почет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не вижу я, кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр, а сплю я только днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
Я знаю, что полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
И сколько истин? Потерял им счет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее - час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
ЧЕТВЕРОСТИШИЕ, СЛОЖЕННОЕ ВИЙОНОМ,
КОГДА ОН БЫЛ ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ
Я Франсуа - чему не рад! -
Увы, ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
Мои стихи - случайные заметки.
Но не украшу, не приглажу их -
В них слишком много горестей моих.
Над нами воронья глумится стая,
Плоть мертвую на части раздирая,
Рвут бороды, пьют гной из наших глаз…
Не смейтесь, на повешенных взирая,
А помолитесь Господу за нас!
От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне — страна моя родная.
Живший в постоянном ожидании смерти, он сотворил немало произведений с характерными названиями «Эпитафия», «Завещание». Но только если в названиях веселого мало, то в самом тексте сплошная ирония. В ней уже слышна и та ирония, которую потом можно будет заметить у многих поэтов, начиная от Мольера, и заканчивая, Маяковский. Есть в некоторых его трудах что-то и от есенинской «Москвы кабацкой» — все так же про саморазрушение. Он не лгал, смеялся над своей судьбой, которая швыряла его из виселицы в бродяжничество. А так как таких было полно, французы считают его самым французским поэтом своей страны.
Франсуа Вийон (1431 или 1432 — 1463)
Франсуа Вийон – великий поэт, вор, преступник, авантюрист. К нему почему-то часто проникаются сентиментальной жалостью, как к жертве собственного неуемного, необузданного характера. Биографы обычно указывают на то, что о жизни поэта мы знаем только из его собственных стихов и из судебных документов, официально зафиксировавших некоторые эпизоды из жизни поэта. Другими словами, мы слишком мало знаем, чтобы обсуждать или осуждать Вийона как человека. Безусловно, ни о каком осуждении и речи быть не может. Однако не будем забывать – воров никогда и нигде не жаловали. И в свое время законы в отношении любителей пожировать на чужой счет были очень суровые. Негуманное время было – Средневековье.
VI.От винта!
(очень русская картина)
Но вернёмся к нашему снегопаду и бредущему в нём своем последнем пути Вийону. Да, да, очень на многих русских поэтов оказало влияние его видение мира. Вот Есенин:
Я усталым таким еще не был
В эту серую морозь и слизь
Мне приснилось рязанское небо
И моя непутевая жизнь.
Много женщин меня любило.
Да и сам я любил не одну.
Не от этого ль темная сила
Приучила меня к вину.
Бесконечные пьяные ночи
И в разгуле тоска не впервь!
Не с того ли глаза мне точит
Словно синие листья червь?
Не больна мне ничья измена,
И не радует легкость побед,
Тех волос золотое сено
Превращается в серый цвет,
Превращается в пепел и воды,
Когда цедит осенняя муть.
Мне не жаль вас, прошедшие годы,
Ничего не хочу вернуть.
Я устал себя мучить бесцельно.
И с улыбкою странной лица
Полюбил я носить в легком теле
Тихий свет и покой мертвеца.
И теперь даже стало не тяжко
Ковылять из притона в притон,
Как в смирительную рубашку
Мы природу берем в бетон.
И во мне, вот по тем же законам,
Умиряется бешеный пыл.
Но и все ж отношусь я с поклоном
К тем полям, что когда-то любил.
В те края, где я рос под кленом,
Где резвился на желтой траве,—
Шлю привет воробьям и воронам
И рыдающей в ночь сове…
Да и самого Вийона с юности преследовал «неотвратимый Рок»:
Роковым днем в жизни Вийона стало 5 июня 1455 года. Это был день праздника Тела Господня. Вечером Франсуа спокойно сидел на пороге своего дома и беседовал со священником по имени Жюль и девушкой по имени Изабелла. И тут появились двое его знакомых – священник Филипп Сермуаз и магистр Жан Ле Марди. Сермуаз явно искал ссоры. Он неожиданно несколько раз ударил Вийона кулаком в лицо. Свидетели тут же убежали. Заливаясь кровью, молодой человек выхватил кинжал, пырнул противника в живот и попытался убежать. В пылу драки Сермуаз даже не заметил, что ранен, и погнался следом. Через день он умер, перед смертью простив своего невольного убийцу.
Вийон подал сразу два прошения о помиловании, но одновременно, не желая идти в тюрьму, предпочел бежать из Парижа. Неизвестно, где он скрывался все эти месяцы, но, видимо, с этого времени и пошел Франсуа по преступной дорожке.
Помилование было получено в январе 1456 года. Причем за Вийона хлопотали друзья. Высказываются даже предположения, что он уже был известен в столице как поэт и имел своих почитателей.
Вернувшись в столицу, нищий клирик ударился в загул. Он стал посещать многочисленные университетские трактиры, таверны, бордели. Там Вийон мог развлекаться, практически не тратя денег.
А в конце 1456 года поэт принял участие в ограблении Наваррского коллежа, откуда вместе с тремя сообщниками он похитил пятьсот золотых экю, принадлежавших теологическому факультету. Вийон только стоял на страже, но и этого было достаточно. Участвуя в краже, поэт скорее всего пытался достать необходимую сумму для путешествия в Анжер, где находился тогда Рене Анжуйский, герцог Прованса, Анжу, Бара и Лоррейна и король Иерусалимский и Сицилийский. Искренний покровитель художников и поэтов, сам писал французскую прозу на придворные и романтические темы. Вийон намеревался стать придворным поэтом герцога. Прогнали ли Франсуа сразу или ему было отказано в результате неудачной аудиенции, неизвестно. Но из Анжера ему пришлось уехать в никуда.
А в Париже пропажу денег обнаружили только в марте 1457 года. Началось следствие. Имена участников ограбления стали известны только в мае. Однако поэт к тому времени уже сбежал из города. Началось его пятилетнее скитание. Накануне побега Франсуа написал знаменитое «Малое Завещание», в котором изобразил дело так, будто в странствия его погнала неразделенная любовь. Некоторые биографы высказывают предположение, что возлюбленной поэта была некая Катрин де Воссель. На его признания она отвечала насмешками, публичными оскорблениями и побоями. Семья Катрин проживала вблизи Наваррского коллежа, недалеко от Сен-Бенуа-ле-Бетурне.
Вернувшись в Париж, Вийон был вынужден скрываться. Помогал ему все тот же Гийом де Вийон. В подполье, зимой 1461-1462 годов поэтом было создано его главное произведение – «Большое Завещание».
Но Франсуа уже надорвал себе здоровье в годы долгих скитаний. Он был тяжело болен, без средств и без каких-либо надежд на будущее. Вдобавок поэт узнал, что его возлюбленная Катрин де Воссель предпочла ему богача Итье Маршана, своего человека при дворе Карла Французского, брата нового короля.
В октябре 1462 года Вийона поймали за кражу и посадили в тюрьму Шатле. Там открылось, что он разыскивается по делу о краже в Наваррском коллеже. Университетское начальство согласилось, чтобы поэт постепенно возместил коллежу украденную сумму. Последняя кража тоже не тянула на суровое наказание. И Франсуа отпустили.
Декабрьским вечером 1462 года Вийон пришел на ужин к старому знакомому школяру Робену Дожи. Были там еще два приятеля, один из них Роже Пишар, известный как человек буйного нрава. Хорошо подгулявшая четверка со скуки напала на дом восьмидесятилетнего именитого горожанина Парижа нотариуса Франсуа Ферребука и ранила старика кинжалом. Пострадавший выжил и подал в суд. Трое из четырех преступников были приговорены к повешению.
Осужденные подали апелляцию в парламент.
Осужденные подали апелляцию в парламент.
5 января 1463 года парламент принял следующее решение:
«Судом рассмотрено дело, которое ведет парижский Прево по просьбе магистра Франсуа Вийона, протестующего против повешения и удушения.
В конечном итоге эта апелляция рассмотрена, и ввиду нечестивой жизни вышеозначенного Вийона следует изгнать на десять лет за пределы Парижа».
В ожидании решения парламента Вийон написал знаменитую «Балладу о повешенных».
Самое позднее 8 января 1463 года поэт Франсуа Вийон покинул Париж и навсегда исчез из истории и литературы.
Вийон личность парадоксальная и уникальная, несмотря на криминальный образ жизни, его роль и влияние на мировой искусство трудно переоценить. Многие так впечатлились творениями «поэта воров и бродяг», что впоследствии вийоновское влияние стало замечаться во многих стихах. И, разумеется, если бы не столь противоречивая судьба, сотни убийств и ходок, то его персона не была бы столь интересна. А жаль.
А вот ещё история. Литературоведы восхищались Вийоном, отдавшем последней гроши «трём маленьким сироткам». Какой благородный человек, думали все мы, пока не узнали, что «сироты» на самом деле были богатейшими и свирепейшими в Париже ростовщиками, которые давно ждали от Вийона долгов. И не дождались бы, если бы не представили к поэту лохматого сурового человека с ножом. В итоге согласно судебным документам Вийон - конченный уголовник, бродяга, шнырь и вор. Но не лишенный Божьего дара. Его стихи - сродни насмешке над собой и поломанной судьбой, исповедь, которая позволяет увидеть душевные муки уголовника и его все ещё чистое сердце. Вийон родился в Париже в 1431 году. Нго настоящее имя Франсуа из Монкорбье, но, осиротев в 8 лет, его взял на попечение священник Гийом Вийон, давший мальчику образование, кров, еду и тучу тумаков.
Сама по себе его биография уже интересна:
В 1443 году Вийон поступил на «факультет искусств» — подготовительный факультет Парижского университета, и летом 1452 года получил степень лиценциата и магистра искусств. Толку от этой степени — как от первомайской демонстрации, и чтобы сделать карьеру, средневековый студент должен был продолжить образование на юридическом факультете и стать доктором канонического права. Однако как любого нормального парня, Вийона интересовали визиты к замужним и не очень дамам, регулярные пирушки, драки, и столкновения студенчества с властями. Просто студенты вели себя так нагло, шумно и вольно, что жандармерии постоянно поступали жалобы от торговцев за разбитые и разоренные лавки с товарами. Матроны жаловались на ночные визиты кавалеров. Мало того что лишали чести приличных дев, так еще и сапоги не чистили. Вийон был одним из самых отпетых и наглых хулиганов. Вместо занятий он посещал притоны, и учился жизни у всяких неунывающих отщепенцев. Но за это не лишали свободы, сажали за другое. Например, за убийство. Даже если ты оборонялся, допустимую норму превышать нельзя. 5 июня 1455 года, на него с ножом в руках напал некий священник по имени Филипп Сермуаз. По слухам Вийон заступился за девушку, но мало того, что драка произошла у всех на глазах, на паперти церкви, так еще исход ее оказался печальным. Вийон, обороняясь, швырнул в слугу Божьего камень, да так хорошо, что тот срочно помер. Было ясно — дело дрянь, и, подав, на всякий случай, два прошения о помиловании, Вийон покинул Париж, начав новый этап биографии — рецедив и бродяжничество. Впрочем, ничего удивительного для Франции в этом не было. Только закончилась изнурительная война с англичанами, народу нечего было есть, и потому многочисленные шайки уголовников были для многих единственным способом прокормиться. Монархи наладить ситуацию, ясное дело не могли, поэтому действовали радикально: поймали, судили, не вдаваясь в подробности и вешали. А народ был доволен, хоть какое-то развлечение. Правда, через полгода, его слезная просьба о помиловании дошла до короля, и тот, растрогавшись (уже тогда умел писать красиво, шельмец) помиловал Вийона. Но, полгода беззакония оставили свой след. Вийон, прослыв отменным краснобаем, очень сблизился с некоторыми лидерами криминального мира, а те научили его неплохо воровать. Кстати, Вийон стал студентом Сорбонны, как он говорил, «бедным школяром». Но руководила им вовсе не тяга к знаниям, просто по закону «школяры» были неподсудны королевскому суду. И это стало для него прикрытием, так как средств для существования было мало, Вийон воровал. Надо сказать, за это время он прокачал воровское ремесло до такой степени, что мог без труда украсть бочонок вина. За это друзья звали его не иначе как «отец-кормилец». Кстати, следует сказать о его друзьях. Ох, что это были за дружки, за такое знакомство власти могли бесконечно бить батогами, вырывать ногти, пытаясь выяснить где они прячутся и куда складывают добро. Сейчас такие имена как Монтиньи (которого позднее приговорили к повешению за убийство), Лупа, Шолляр, и Гара вызывали бы такой же трепет, как ныне имена террористов. Правда последние трое были всего лишь шулерами и ворами, а вот Монтиньи был сволочью конкретной, его даже вояки побаивались.
Вот так и жил Вийон, как настоящий вор: не работал, кормился ремеслом, на общак скидывался, репутацию имел. Ну и в криминальном мире, который так затягивал своей свободой, благодаря знакомству с уважаемыми бандитами его никто не трогал. Но, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Потому что — дурак, прокололся. Ограбив монаха-августинца, Франсуа опять вынужден был бежать из Парижа, потому как в этот раз слишком много грешков за ним накопилось.
Вообще Вийон был крайне сложным человеком. Обладая поразительным чувством иронии, он не стеснялся высмеивать не только друзей, но и врагов. В балладах разумеется. И непонятно почему, он очень любил иронизировать по поводу женщин, то ли от обиды, то ли потому что слишком хорошо их знал. Не трогал только мать, ибо святое.
А вот ещё одна:
Сегодня мы знаем не так уж много о личности поэта — бродяги и вора, мэтра и клирика, убийцы и сутенера. Точные сведения о Франсуа Вийоне можно почерпнуть только из его произведений и судебных архивов. Его жизнь — это череда арестов и изгнаний, это изобилие судебных дел, где фигурирует его имя. Но, невзирая на это, творчество Франсуа Вийона без преувеличения можно назвать уникальным явлением в средневековой литературе. Первые его баллады наполнены любовью к жизни, последние — объединены мыслью о бренности существования, о противоречиях души и тела. Часть из них написана на жаргоне кокийяров (la Coquille — раковина — название известной шайки разбойников) и не расшифрована до сих пор.
Франсуа Вийон (настоящее имя Франсуа Монкорбье или де Лож) родился 1 апреля 1431 г. в Париже в провинции Бурбоннэ. В 8-летнем возрасте он потерял отца, и мать отдала мальчика дальнему родственнику капеллану Гийому Вийону, настоятелю церкви святого Бенедикта. В 1443 году Франсуа поступил в Сорбонну на факультет искусств, где получил степень линценциата, а затем магистра.
Но Вийон вовсе не был прилежным студентом: «О господи, если бы я учился в дни моей безрассудной юности и посвятил себя добрым нравам — я получил бы дом и мягкую постель. Но что говорить! Я бежал из школы, как лукавый мальчишка: когда я пишу эти слова — сердце мое обливается кровью». Его больше привлекали пирушки, столкновения студентов с властями, уличные драки. Например, очень популярным развлечением студентов Сорбонны были похищения самых известных вывесок с парижского рынка. Соль этой забавы заключалась в том, что, например, «Олень» должен был обвенчать «Козу» и «Медведя», а «Попугай» — стать «свадебным» подарком для «молодоженов». Но, пожалуй, наиболее известна история о трехлетнем противостоянии студентов Латинского квартала и властей — борьба за межевой камень, который школяры называли la Vesse и неоднократно похищали из владений мадам Брюйер.
Однажды, отвоевав камень, студенты втащили его на гору святой Женевьевы и прикрепили железными обручами. На круглый межевой камень установили продолговатый, которому и дали ему не совсем приличное название — Pet au Diable. Разъяренная хозяйка камня подала в суд, и прево Парижа потребовал от начальства Сорбонны примерного наказания виновных. Вийон, который никогда не упускал случая принять участие в подобных развлечениях, вместе с участниками выходки вынужден был на коленях просить прощения у ректора.
В 1455 году после случайного убийства священника Шермуа Вийон бежал из Парижа в Шеврез и Бур-ля-Рен, где весело проводил время в объятиях нестрогой аббатисы монастыря Пор-Рояль. Перед смертью священник простил поэта, и Вийон подает два прошения о помиловании, которое через полгода было ему высочайше даровано. Но, вернувшись в Париж, уже перед Рождеством он связался с шайкой разбойников и принял участие в ограблении теологического факультета в Наваррском коллеже. Было украдено 500 золотых экю — сумма по тем временам немалая. И хотя Франсуа во время ограбления всего лишь стоял на страже, он предусмотрительно решил снова скрыться из столицы — надолго.
Тогда же он написал и небольшую поэму «Малое завещание, или Лэ», в которой отписал свое несуществующее имущество друзьям и знакомым. В этой поэме Вийон представляет дело так, будто бы бежит из Парижа из-за неразделенной любви, а на самом деле, чтобы подготовить ограбление своего богатого родственника, которое скорее всего, оно не состоялось. Профессиональным преступником Вийон не был и участвовал в ограблении коллежа, чтобы разжиться деньгами для путешествия в Анжер, где хотел стать придворным поэтом «короля Сицилии и Иерусалима» Рене Анжуйского. Но эта попытка окончилась неудачей — Вийон не ужился при дворе герцога.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее - час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Жизнь без приключений казалась Франсуа пресной, и в Анжере он снова отличился. За какие грехи — неизвестно (говорили, что даже ради хорошего ужина Франсуа был способен на что угодно), но он был приговорен к повешению. В ожидании казни в тюрьме Вийон написал знаменитую «Балладу повешенного». Но приговор почему-то отменили и поэт каким-то чудом оказался на свободе.
С 1457 по 1460 годы о жизни Франсуа Вийона ничего точно не известно. Существуют предположения, что он был главарем шайки кокийяров, именно потому, что некоторые произведения поэта написаны на их жаргоне. Но этот язык прекрасно знали и школяры, и бродячие комедианты, и священники — в их компании Вийон мог странствовать все эти годы.
От жажды умираю над ручьем,
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел – везде мой дом,
Чужбина мне – страна моя родная.
В 1460 году Вийон за очередную из своих «проделок» вновь оказывается в заключении, но уже в тюрьме Орлеана. Амнистия в честь приезда малолетней дочери Карла Орлеанского Марии спасла его от смерти — в который раз!
Достоверно известно, что Вийон некоторое время служил при дворе герцога Карла Орлеанского, а затем при дворе герцога Жана Бурбонского, который даже пожаловал поэту шесть экю. Но дворцовая жизнь вскоре наскучила Вийону, и весной 1461 года он снова оказывается в родных пенатах — в тюрьме, на этот раз в городке Мен-сюр-Луар. О причине заключения поэта в тюрьму ходят самые невероятные предположения. Согласно одному из них, во время поэтического турнира при дворе Карла Орлеанского Вийон похитил таинственный манускрипт с рецептом шартреза — «эликсира долголетия».
Рецепт этого ликера знали только три монаха монастыря Гранд-Шартрез, которые давали обет неразглашения и которым разрешалось общаться только друг с другом и не чаще трех раз в неделю. Вийон же не только одержал победу в турнире, но и сумел выкрасть рецепт, что и стало причиной его ареста по приказу епископа Тибо д’Оссиньи. Что случилось с рецептом дальше, неизвестно. Но, как бы то ни было, и эта история для Вийона закончилась благополучно: недавно взошедший на престол Людовик XI, проезжая через городок, по традиции помиловал всех преступников, а вместе с ними был освобожден и Франсуа Вийон. Это было 2 октября 1461 года...
Но его жизнь на свободе оказалась не намного лучше, чем в тюрьме — дело об ограблении Наваррского коллежа не забыто, и Вийону приходится прятаться в окрестностях Парижа. Здесь, скрываясь от правосудия, он и написал свое, пожалуй, самое значительное произведение —
«Большое завещание».
Я душу смутную мою,
Мою тоску, мою тревогу
По завещанию даю
Отныне и навеки Богу
И призываю на подмогу
Всех ангелов – они придут,
Сквозь облака найдут дорогу
И душу Богу отнесут.
Проделки поэта переполнили чашу терпения его друзей, но тем не менее они постарались добиться для него условного помилования, и после нескольких дней, которые ему все-таки пришлось провести в тюрьме (3—7 ноября), он был освобожден, дав обязательство возместить свою долю от украденных 500 экю. В одном из писем прокурору после получения помилования он пишет: «Не правда ли, Гарнье, я хорошо сделал, что апеллировал, не каждый зверь сумел бы так выкрутиться». Создается впечатление, что Вийон играл в очень опасную игру с жизнью и смертью, что ему доставляли определенное удовольствие опасность и риск, наполняли жизнь остротой…
Через некоторое время любовь к приключениям опять заставила Вийона забыть, что он находится в черном списке полиции. И снова тюрьма. На этот раз — Шатле. На этот раз — уличная драка, в которой был смертельно ранен папский нотариус. Вины Вийона в этом не было никакой — он просто присутствовал при потасовке. Но, учитывая прежние грехи, его подвергли пыткам и приговорили к повешению.
Прошение о помиловании, поданное им, было, скорее, жестом отчаяния — надеяться на то, что его выпустят из тюрьмы, было смешно. Но 5 января 1463 года безумные надежды Вийона оправдались: смертную казнь заменили десятилетним изгнанием из столицы, «принимая в соображение дурную жизнь поименованного Вийона». Он, обращаясь к суду, пишет «Балладу суду» с просьбой предоставить ему отсрочку исполнения приговора на три дня. Он ее получает и 8 января 1463 года покидает Париж. Больше о нем никто ничего не слышал. Достоверно известно одно: в 1489 году, когда Пьер Леве издал первый сборник его стихов, Вийона уже не было в живых…
Господь простит – мы знали много бед.
А ты запомни – слишком много судей.
Ты можешь жить – перед тобою свет,
Взглянул и помолись, а Бог рассудит…
И ещё одна:
VII.Франсуа Вийон: поэт среди преступников
Рассказывая о Франсуа Вийоне, приходится говорить о двух разных персонажах. Один получил отличное образование, писал стихи, пользовался милостью сильных мира сего и почил в солидном возрасте в провинциальной тиши. Второй вел разгульную жизнь, участвовал в грабежах и убийствах, и умер не то в петле, не то от удара ножа на большой дороге. Кто из них был настоящим – до сих пор неясно.
«Дни безрассудной юности»
Франсуа Монкорбье (или Лож, тут источники расходятся) родился в Париже, понемногу оправляющемся после бедствий Столетней войны. В восемь лет мальчик остался сиротой, и его взял на воспитание дядюшка - священник Гийом Вийон. От него Франсуа и получил фамилию, под которой его знают теперь миллионы любителей поэзии. Воспитание у дядюшки Вийона было не очень долгим, но за это время Франсуа приобрел привычку общаться с Господом, как со снисходительным духовным отцом, и эта привычка сказалась на сюжетах многих его стихов.
Дети позднего Средневековья взрослели рано, и рано выбирали свою дорогу в жизни. Уже двенадцати лет юного Вийона определили на факультет искусств университета, откуда через шесть лет он вышел бакалавром, а затем получил степень магистра искусств, давшую ему право преподавать либо служить на мелких канцелярских должностях. Жизнь парижского школяра XV столетия имела две стороны. Одна из них давала возможность получить отменное образование, сделать головокружительную карьеру и прожить обеспеченную, респектабельную жизнь. Другая – заставляла терпеть нужду и голод, требовала находить время на выполнение уроков и средства – на гулянки в кабаках и у веселых подружек. Не всякий мог совместить обе стороны без ущерба для своей репутации.
Вийон не пытался сохранить даже видимость благонадежности. Кажется, без него не обходилась ни одна потасовка, розыгрыш или другая проделка на улицах французской столицы. Оттого большую часть фактов его жизни историки нашли не где-нибудь, а в судейских архивах. Именно там обнаружились материалы о похищении вывесок с городского рынка и о многолетнем противоборстве с некой мадам Брюйер за межевой камень из ее поместья.
Школяры несколько раз похищали камень, а однажды водрузили его на самый верх горы святой Женевьевы, где дополнили сверху вертикальным булыжником и поименовали le Pet au Diable, что можно перевести как «пуканье Дьяволу». Вокруг инсталляции регулярно устраивались ночные гулянья с пением и танцами. В конце концов взбешенная владелица «неприличного камня» подала на хулиганов в суд, который обязал университетское начальство наказать виновных. Призванным к ответу гулякам, в числе которых был и Вийон, пришлось на коленях умолять наставников о прощении.
«Принимая во внимание лихую жизнь…»
Сорбонна в Средние века
Вообще легенды приписывают мэтру Франсуа крайне неуживчивый, агрессивный нрав, из-за которого однажды он оказался в большой беде. Священник Сермуаз затеял с ним перепалку из-за дамы, Вийон не остался в долгу, и потасовка переросла в поножовщину, в которой священник был убит. Перепуганный поэт, не дожидаясь ареста, сбежал из Парижа.
Однако Сермуаз перед смертью отпустил убийце его грех, и Вийон подал в парижский суд прошение о помиловании, которое через несколько месяцев и было ему даровано. В ожидании милости властей правонарушитель коротал время в обществе распутной аббатисы одного из провинциальных монастырей. Кроме того, памятуя о своих юношеских приключениях, Вийон связался с бандой грабителей, и даже поучаствовал в нескольких кражах, чтобы разжиться деньгами. Так он провел почти полгода, и наконец ему позволили вернуться в столицу.
Однако в Париже прощенный Франсуа немедленно взялся за старое: в составе воровской шайки ограбил Наваррский коллеж на крупную по тем временам сумму в пятьсот экю золотом. Сам Вийон всего лишь стоял «на стреме», но на всякий случай решил снова скрыться из города, прихватив свою часть добычи. Согласно легенде, в ночь после ограбления поэт написал небольшую поэму, известную как «Малое завещание», где с уморительной серьезностью распоряжался своим несуществующим имуществом, а заодно осмеивал многих из своих знакомых.
Вероятно, удачливый вор рассчитывал вскоре вернуться на парижские улицы, но Фортуна отвернулась от него. Кража была раскрыта, выяснились также имена участников, и над головой поэта снова навис карающий меч правосудия. Дорога в Париж теперь была ему заказана надолго, и Вийон поневоле пустился в новое путешествие по дорогам Франции. Жизнь, которую он вел в странствиях, мало отличалась от прежней: мэтр Франсуа побывал в тюрьмах Анжера, Орлеана и Мена, но всякий раз ускользал из заключения – то по амнистии для всех арестантов, то в результате помощи воровской братии.
Однажды в Блуа
Замок в Блуа
Впрочем, ни скитания, ни разбойные похождения, ни тюремное заточение не мешали развиваться его поэтическому таланту. В поэзии Вийон всегда строго следовал принятым стихотворным формам, но зато наполнял их абсолютно немыслимым для своей эпохи содержанием. Он первым начал писать стихи от собственного лица, определив тем самым свою личность на первые роли. Никто до него не обращался к Богу, как к терпимому отцу, с расчетом на понимание и прощение любых выходок. А его баллады, посвященные воровскому братству кокийаров, поэт записывал на такой хитрой разновидности знаменитого парижского арго (жаргона), что филологи бьются над их расшифровкой и в наши дни.
Самыми известными его стихами считают «Балладу поэтического состязания в Блуа», созданную во время пребывания Вийона при дворе герцога Карла Орлеанского. Как-то герцог предложил десятку желающих из числа его придворных сочинить балладу, содержащую строку «я над ручьем от жажды умираю». Строка посвящалась внезапно пересохшему замковому колодцу. Сам Карл написал о том, что некий ручей отделяет его от родных земель, и он умирает от жажды вернуться на родину. Другой поэт воспел свою жажду выпить вина, и смерть в его отсутствие над ручьем с холодной чистой водой. А Вийон, заметив в заданной строке противоречие, создал балладу, полностью состоящую из парадоксов.
От жажды умираю над ручьем,
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел – везде мой дом,
чужбина мне – страна моя родная.
История умалчивает о том, кому отдал награду Орлеанский герцог, но творение Вийона – единственное, что осталось от шуточной стихотворной дуэли.
От биографии к легенде
Через несколько лет бродяжничества мэтр Франсуа вернулся в Париж. Позади был длинный путь, который, однако, и на этот раз ничему не научил его. Поэт привык относиться к собственным похождениям весьма уважительно: выйдя очередной раз на свободу из тюрьмы, он с гордостью отмечал, что «не каждый зверь сумел бы так выкрутиться».
В столице поэт повел прежнюю разгульную жизнь, а его участие в очередной уличной драке, где случайно ранили папского нотариуса, до дна исчерпало общественное терпение. Франсуа бросили в тюрьму и вскоре приговорили к повешению. Но Вийон не был бы Вийоном, если бы утратил присутствие духа в этой безвыходной ситуации. Строки, посвященные ожидаемой казни, написаны в лучших традициях школярской поэзии:
Я Франсуа, чему не рад.
Увы, ждет смерть злодея.
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
При том образе жизни, какой вел поэт, он должен был постоянно ожидать смерти. Недаром в своих стихах Вийон замечает, что «всех возьмет Смерть в им назначенные дни». Когда настал час его самого – по сей день остается неизвестным. Приговор суда обжаловали друзья поэта, и он в очередной раз ускользнул из лап смерти: повешение для него заменили на десятилетнее изгнание из французской столицы. Пару дней спустя Вийон покинул Париж, и одновременно исчез со страниц истории…
С этой поры от его жизни остались только легенды. Одну из них изложил Рабле в книге о Гаргантюа и Пантагрюэле. Согласно его рассказу, на склоне лет Вийон поселился в пуатевенском монастыре, но и там его нрав не давал ему покоя. Однажды поэт задумал поставить мистерию Страстей Господних, и попросил ризничего Пошеяма выдать ему церковное облачение в качестве реквизита. Ризничий с негодованием отказал, за что его немедленно постигло наказание. Ряженые в чертей актеры мэтра Франсуа до того напугали лошадь Пошеяма, что она понесла. Несчастный не удержался в седле, и в буквальном смысле слова не собрал костей, скончавшись еще до того, как кобыла остановилась. Чем закончилась очередная вполне уголовная история с участием Вийона – Рабле не рассказал. Возможно, он просто сочинил ее от первого до последнего слова.
Ни о жизни поэта после отъезда из Парижа, ни о дате его смерти ничего не известно достоверно. Косвенным доказательством кончины неугомонного мэтра Франсуа может служить лишь стихотворный сборник, вышедший в 1489 году без авторской правки: если стихотворец не участвовал в выпуске собственных стихов, видимо, его уже не было в живых. Вероятнее всего, мятежный поэт Вийон умер не своей смертью…
А у нас снегопад над Москвой, снегопад!...
Снегопад над Москвой, снегопад.
И домА словно призраки в поле
И несутся на всех парусах
Корабли в белом призрачном море
И Синатра печально поёт
И метель ему жалобно вторит
И Вийон по дороге бредёт
Пропадая в бушующем море
И кругом суета, суета…
В снегопаде несутся машины
Ты такой же как я: «От винта!»
Очень русская, братцы, картина…
Глава Союза Православных Хоругвеносцев, Председатель Союза Православных Братств,
представитель Ордена святого Георгия Победоносца
глава Сербско — Черногорского Савеза Православних Барjактара
Леонид Донатович Симонович — Никшич