СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ ХОРУГВЕНОСЦЕВ (СПХ) Союз Православных Хоругвеносцев Мы Русскiе - Съ нами Богъ!
Православiе Самодержавiе Народность
 



+ О СОЮЗЕ  
+ НОВОСТИ
+ ГАЛЕРЕЯ
+ ПОЭЗИЯ
+ СПХ НА ВИДЕО
+ ЖУРНАЛ СПХ
+ РУССКIЙ СИМВОЛЪ
+ АРХИВ
+ СВЯЗЬ
+ ГОСТЕВАЯ
+ ССЫЛКИ
 

Книги Сергея Родина
ПОЭЗИЯ

Живой журнал Главы СПХ
Царь грядёт!


Все новости на тему девиза  "Православие или смерть!"


ИА Русская весна


ПОЭЗИЯ

Храм на Красной площади

Царь Иоанн Грозный

Русские новости. Информационное интернет-издание. Экономика, политика, общество, наука, происшествия, горячие точки, криминал

Новости
Лента Новостей. 2020 год от Р.Х.
Служба информации Союза Православных Хоругвеносцев
2024 2023 2022 2021 2020 2019 2018 2017 2016 2015 2014 2013 2012 2011 2010 2009 2008 2007 2006 2005

30.08.2020

Москва

Служба информации Союза Православных Хоругвеносцев и Союза Православных Братств

СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ ХОРУГВЕНОСЦЕВ,
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ БРАТСТВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

Четыре сюжета о мировой литературе - 2

III. Мандельштам и евреи. За что его убили?

Но продолжаем. Вот ещё один хороший текст на тему двух миров: русского и еврейского. Как и в случае с Галичем, ещё об одном еврейском поэте. Нас обвиняют в том, что еврейского поэта Мандельштама убил «русский тоталитаризм». Посмотрим, так ли это:

О. Мандельштам, колоризация Klimbim

Почти все «враги» поэта, о которых сообщает жена Мандельштама - евреи.
Надежда Яковлевна вспоминает, что еще в 1917 году поэт вызвал враждебное отношение к себе со стороны двух «вождей» - Каменева (Розенфельда) и особенно Зиновьева (Радомысльского). 
"Мы это остро чувствовали, когда жили в середине двадцатых годов в Ленинграде". (Зиновьев с 1917-го до 1926 года был «хозяином» Ленинграда). Поддерживал поэта русский по происхождению «вождь» - Бухарин, «который привлек на свою сторону еще и Кирова» (Киров в 1926 году сменил Зиновьева в качестве «хозяина» Ленинграда).

Я. Блюмкин

Еще в 1918 году поэт оказался в крайне остром конфликте с влиятельнейшим тогда деятелем ВЧК, Я. Блюмкиным. Блюмкин “позволяет себе говорить такие вещи: жизнь людей в моих руках, подпишу бумажку — через два часа нет человеческой жизни. Вот у меня сидит гр. Пусловский, поэт, большая культурная ценность, подпишу ему смертный приговор, но, если собеседнику нужна эта жизнь, он ее оставит, и т.п". Когда Мандельштам возмутился, Блюмкин стал ему угрожать. В мемуарах Георгия Иванова не отличающийся храбростью Мандельштам вдруг вскакивает, подбегает к Блюмкину, выхватывает ордера, и рвет их на куски.
Н.Я. Мандельштам пишет, что в доме у Брика, где собирались литераторы и сотрудники Брика по службе (а он служил тогда в ВЧК-ОГПУ) зондировали общественное мнение и заполняли первые досье, и Осип Мандельштам уже в 22 году получил кличку «внутренний эмигрант», что сыграло большую роль в его судьбе.

Л. Брик, колоризация Klimbim

В 1924 году критик и литработник Г. Лелевич (Кальмансон) обличал: “Насквозь пропитана кровь Мандельштама известью старого мира”. Влиятельный литератор Абрам Ефрос “был организатором фельетона” Давида Заславского в 1929 году в “Литературной газете”, ставившего задачу дискредитации поэта. С. Розенталь в 1933 году с санкции Л. Мехлиса обвинил поэта в “великодержавном шовинизме”. Вероятным доносчиком, передавшим в ОГПУ текст мандельштамовской эпиграммы на Сталина, был еврей Л. Длигач, а “подсадной уткой”, помогавшей аресту поэта, Надежда Яковлевна называет Давида Бродского. Приказ об аресте отдал в мае 1934 года зампред ОГПУ еврей Я. Агранов (Сорензон).

Тут сразу «от себя» добавлю: он же, Янечка Агранов, в упор выстрелил в Маяковского. Смерть поэта, то есть сам момент смерти запечатлел на свой фотоаппарат фотограф Смерти – Моисей Наппельбаум. Есть фотография, где Маяковский, упав на пол, кричит, раскинув руки… Вы спросите, как это можно это сделать? Да очень просто, ему сказали, что его будут снимать, а не убивать. «Вот и Наппельбаум пришёл, Володенька! Сейчас заснимемся…». И заснялся, точнее засняли. Позже на похоронах Маяковского «Янечка» показывал эту фотографию своим знакомым. И, показав, требовал молчать. Так убивали Маяковского. А позже и приказ об аресте Мандельштама…

Л. Мехлис, колоризация Bloom

В постановлении «Особого совещания» («ОСО») НКВД от 2 августа сказано, что О. Э. Мандельштам осужден за контрреволюционную деятельность. Подписал постановление «ответственный секретарь ОСО тов. И. Шапиро».
 27 апреля 1938 года была составлена «Справка» по этому делу в НКВД. В ней была фраза, обосновывавшая арест: «По имеющимся сведениям, Мандельштам до настоящего времени сохранил свои антисоветские взгляды». Автор «Справки», капитан ГБ - Юревич. Распорядился об аресте Мандельштама замнаркома Фриновский. Утвердил 20 июля «Обвинительное заключение» майор ГБ Глебов (Зиновий Наумович Юфа). Еще один из вершителей судьбы поэта - ст. лейтенант ГБ - Л. Ф. Райхман.

И. Бабель, колоризация Bloom

Показательно, что когда стали собирать деньги для поддержки Мандельштама, С. Нарбут бросилась к купавшемуся тогда в роскоши Бабелю, но пришла ни с чем. Бабель не дал ни копейки. Зато "антисемиты" Булгаковы буквально вывернули карманы, и отдали всё что было. 
Очень мило после всего этого читать публикации людей с еврейскими фамилиями о том, как русские варвары погубили великого еврейского поэта. Очень мило, да.

Комментарии

Георгий Тимофеев
НАШ НЕСЧАСТНЫЙ НАРОД ДО СЕГО ДНЯ ТАК И НЕ ПОЙМЁТ ЗНАЧЕНИЕ И СУТЬ ТАЛМУДА И НЕ ПОЙМЁТ ЧТО ТАКОЕ БЫЛО 1917 ГОД И ЗНАЧЕНИЕ ЗИККУРАТА НА ПЛОЩАДИ ИМЕНИ САТАНЫ И ПОКА ЭТО НЕ ПРОИЗОЙДЁТ В МИЛЛИОНАХ ГОЛОВ И СЕРДЕЦ ВСЕ РАССКАЗЫ О МАССОВЫХ УБИЙСТВАХ,А НА САОМ ДЕЛЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯХ БУДУТ БЕЗ ВСЯКОГО СМЫСЛА.
Эд Захаров
Как мало мы знаем свою историю, а она возвращается. Сегодня создалась целая школа, связывающая "тоталитаризм" с национальной особенностью русского народа... Так вывернуть всё наизнанку, поистине сатанинский разум должен быть
Ответить
Виктор Мещеряков
👏👏👏Автор умница, хоть кто-то пытается говорить правду!!!
Дмитрий Валентинович
Мандельштам великий поэт и мой любимый
Ненависть руководящих евреев к нему вполне понятна
"свой", но чужой !
Vladimir Pavmal
ееи горе несут в многострадальную Россию....
АРК
Ещё больше заслуживали казни от евреев Братья Стругацкие. Но силы и возможности у евреев в это время уже были не те. Хотя, довольно ранняя смерть Аркадия (65 лет) ...
Ответить
Дмитрий Валентинович
Евреи - сильно полярный народ - много мудрости, способностей и...много сатанизма скрытого или явного В эпоху перемен это второе
и "всплывает"
Алексей
И так везде,не только с поэтами.
В.В. Улыбин
6 дней
😂👏👏Правда
елена новикова
Н..да , судя по всему тут Русью и не пахнет . Кругом одни евреи , одного не пойму , зачем менять свою фамилию на русскую .
viktor makhlin
Мы живем под собою не чуя страны,...
Мы живем под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца, -
Там помянут кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ --
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него -- то малина
И широкая грудь осетина.
Неужели какой либо недоумок может предположить, что после такого стихотворения Сталин оставил бы Мандельштама в живых?
А все остальные были марионетками, которыми он руководил, и неважно кем по национальности они были- зулусами, нанайцами или камерунцами.
И кстати, задевает он не только Сталина, но и других тонкошеих вождей.

эдуард эленшлегер
Сознание интернационального долга предполагает отказ от шовинизма, борьбу с национальным эгоизмом, поскольку национальный эгоизм не имеет ничего общего ни с марксизмом, ни с ленинизмом, ни с коммунизмом.
Фидель Кастро
S. Ф.
Ах, как интересно...
Интересно и другое: почему на протяжении десятков лет т.н. "преступления коммунизма" ассоциируются исключительно с именем Сталина и исключительно 1937-м годом?
Почему каждый второй абзац в писанине "креативных парикмахеров" и тому подобных блохеров заканчивается фразой типа "мы это проходили в 37-м"?
Почему именно в 37-м, а не, скажем, в 31-м?
Где расстрелянный и выгнанный за границу цвет русской интеллигенции, где жертвы восстаний в Рыбинске и Ярославле, где сотни тысяч убитых крестьян-антоновцев, где жертвы "расказачивания", когда "интеллигентный" Тухачевский, эта "жертва сталинизма", травил людей газом и палил из пушек по соломенным крышам?
Где сотни тысяч жертв голода на лучших в мире воронежских чернозёмах, где Беломор-канал и те его "строители", о которых Солженицын написал:
"Так впору было бы им выложить на откосах канала шесть фамилий - главных подручных у Сталина и Ягоды, главных надсмотрщиков Беломора, шестерых наёмных убийц, записав за каждым тысяч по тридцать жизней: Фирин-Берман-Френкель-Коган-Раппопорт, Жук."?
Всё это было, между прочим, до 1934 года, до "съезда победителей", после которого Сталин только и получил некую "полноту власти".
А почему 1937…
Да всё просто: в 1937-м году настал черед той своры, чьи ручонки по колено в русской крови, очередь тех, что творили всё вышеупомянутое (и это только малая часть упомянута)
А поскольку их нынешние потомки и соплеменники, зачислившие самих себя в "правозащитники", "историки" и "исследователи", весьма крикливы и наглы - как и положено жидoвне - потому во всём у них виновен Сталин, не давший их дедкам-бабкам да папкам-мамкам развернуться во всей красе.
Только вот народная память в ньюйорки и тель-авивы не уехала, она в России осталась.

Saycusco
В своем Дневнике Зинаида Гипиус писала: «Недавно расстреляли профессора Б. Никольского. Имущество его и великолепную библиотеку конфисковали. Остались - дочь 18 лет и сын 17-ти. На днях сына потребовали во «Всеобуч». Там ему сразу комиссар с хохотком объявил (шутники эти комиссары!): «А вы знаете, где тело вашего попашки? Мы его зверькам скормили!». Зверей Зоологического сада, ещё не подохших, кормят свежими трупами расстрелянных, благо Петропавловская крепость близко, - это всем известно»…
дмитрий ермак
Ну и долбили жиды жидов и Русским перепало.да ещё как!.
"Одним из фактов антисемитизма,приведших к Освенциму,являлись ключевые позиции евреев в Германии и холокост произошел из за алчности немецких евреев"Йохан Галтунг.
СергиевГрад
Из воспоминаний о Льве Гумилеве:
"Сидим за столом на кухне. У Льва Николаевича из глаз текут слезы. «Михаил Давидович, я не виноват, что у моего отца и у меня все следователи были евреи и меня очень больно били".
М.Д. ЭЛЬЗОН. Что помню.
СП
И Гумилёва они же убили. И сына его они же пытали. И Заболоцкого те же оклеветали и посадили.
Алексей Юматов
Так и Чубайс ради "залоговых аукционов", куда никого кроме его современников не пускали готов был жертвовать десятками миллионов, "не вписавшихся в рынок". Аналогично...

IV. Типы героев в мировой литературе

Очень интересная статья и комментарии к ней…
Но вернёмся к Венечке Ерофееву и его поэме «Москва – Петушки».
Как давно всё это было! Явление чёрта в сарае дома Алиши на «трипе» ЛСД в Люблянском районе Шишка, разговор с Вильгельмом Хайлиггером о Галиче, потом бегство в «Амстердам», «Тоби Даммит», Феррари, мост, смерть, поезд. Москва. Киевский вокзал… И ещё года с 1972 по 1989: ещё 15-17 лет жизни уже в Москве, в России, ВГБИЛ, ИНИОН, ИНСЛАВ , филфак МГУ, издательство «Прогресс - Радуга», ИМЛИ, Иностранная комиссия Союза Писателей СССР, ЦДЛ, ВИНИТИ АН СССР, - и наконец, «Ночной Сторож», то есть «Ночной сторож в старинной усадьбе в Сокольниках при еврейской школе бального танца… И перевод там «Северного сияния», писание стихов и поэм, и чтение «Доктора Фауста» Томаса Манна и «Москвы-Петушков» Вени Ерофеева. В последнем я теми долгими осенними и зимними ночами читал:

«…— Вы мне напоминаете одного старичка в Петушках. Он — тоже, он пил на чужбинку, он пил только краденое: утащит, например, в аптеке флакон тройного одеколона, отойдет в туалет у вокзала и там тихонько выпьет. Он называл это «пить на брудершафт», он был серьезно убежден, что это и есть «пить на брудершафт», он так и умер в своем заблуждении… Так что же? значит, и вы решили — на брудершафт?..
Они все раскачивались и плакали, а внучек — тот даже заморгал от горя, всеми своими подмышками…
— Но — довольно слез. Я если захочу понять, то все вмещу. У меня не голова, а дом терпимости. Если вы хотите — я могу угостить еще. Вы уже по 50 грамм выпили — я могу налить еще по 50 грамм…
В эту минуту кто-то подошел к нам сзади и сказал:
— Я тоже хочу с вами выпить.
Все разом на него поглядели. То был черноусый, в жакетке и коричневом берете…

Есино — Фрязево

Началось шелестение и чмокание. Как будто тот пианист, который все пил, — теперь уже все выпил и, утонув в волосах, заиграл этюд Ференца Листа «Шум леса», до диез минор.
Первым заговорил черноусый в жакетке. И почему-то обращался единственно только ко мне:
— Я прочитал у Ивана Бунина, что рыжие люди, если выпьют, — обязательно покраснеют…
— Ну, так что же?
— Как то есть, «что же»? А Куприн и Максим Горький — так те вообще не просыпались!..
— Прекрасно. Ну, а дальше?
— Как то есть «ну, а дальше»? Последние, предсмертные слова Антона Чехова какие были? Помните? Он сказал: «Ихь штербе», то есть «я умираю». А потом добавил: «Налейте мне шампанского». И уж тогда только — умер.
— Так-так?..
— А Фридрих Шиллер — тот не только умереть, тот даже жить не мог без шампанского. Он знаете как писал? Опустит ноги в ледяную ванну, нальет шампанского — и пишет. Пропустит один бокал — готов целый акт трагедии. Пропустит пять бокалов — готова целая трагедия в пяти актах…
— Так-так-так… Ну, и…
Он кидал в меня мысли, как триумфатор червонцы, а я едва-едва успевал их подбирать. «Ну, и…»
— Ну, и Николай Гоголь…
— Что Николай Гоголь?..
— Он всегда, когда бывал у Панаевых, просил ставить ему на стол особый розовый бокал…
— И пил из розового бокала?
— Да. И пил из розового бокала.
— А что пил?
— А кто его знает! Ну, что можно пить из розового бокала? Ну конечно, водку…
И я, и оба Митрича с интересом за ним следили. А он, черноусый, так и смеялся, в предвкушении новых триумфов…
— А Модест-то Мусоргский! Бог ты мой, а Модест-то Мусоргский! Вы знаете, как он писал свою бессмертную оперу «Хованщина»? Это смех и горе. Модест Мусоргский лежит в канаве с перепою, а мимо проходит Николай Римский-Корсаков, в смокинге и с бамбуковой тростию. Остановится Николай Римский-Корсаков, пощекочет Модеста своей тростью и говорит: «Вставай! Иди умойся и садись дописывать свою божественную оперу «Хованщина»!
И вот они сидят: Николай Римский-Корсаков в креслах сидит, закинув ногу за ногу, с цилиндром на отлете. А напротив него — Модест Мусоргский, весь томный, весь небритый, — пригнувшись на лавочке, потеет и пишет ноты. Модест на лавочке похмелиться хочет: что ему ноты! А Николай Римский-Корсаков с цилиндром на отлете похмеляться не дает…
Но уж как только затворяется дверь за Римским-Корсаковым — бросает Модест свою бессмертную оперу «Хованщина» — и бух! в канаву. А потом встанет — и опять похмелятся, и опять — бух!.. А между прочим, социал-демократы…
— Начитанный, ч-ч-черт! — в восторге прервал его старый Митрич, а молодой, от чрезмерного внимания, вобрал в себя все волосы и заиндевел…
— Да, да! Я очень люблю читать! В мире столько прекрасных книг! — продолжал человек в жакетке. — Я, например, пью месяц, пью другой, а потом возьму и прочитаю какую-нибудь книжку, и так хороша покажется мне эта книжка, и так дурен я кажусь сам себе, что я совсем расстраиваюсь и не могу читать, бросаю книжку и начинаю пить: пью месяц, пью другой, а потом…
Я повернулся к жакетке и черным усам:
— Ну допустим, ну разбудили они Александра Герцена, причем же тут демократы и «Хованщина» и…
— А вот и притом! С этого и началось все главное — сивуха началась вместо клико! разночинство началось, дебош и хованщина!.. Все эти Успенские, все эти Помяловские — они без стакана не могли написать ни строчки! Я читал, я знаю! Отчаянно пили! Все честные люди России! а отчего они пили? — с отчаяния пили! Пили оттого, что честны! оттого, что не в силах были облегчить участь народа!..
И так — до наших времен! вплоть до наших времен! Этот круг, порочный круг бытия — он душит меня за горло! И стоит мне прочесть хорошую книжку — я никак не могу разобраться, кто отчего пьет: низы, глядя вверх, или верхи, глядя вниз. И я уже не могу, я бросаю книжку. Пью месяц, пью другой, а потом…
— Стоп! — прервал его декабрист. — А разве нельзя не пить? Взять себя в руки — и не пить? Вот — тайный советник Гете, например, совсем не пил…
— Не пил? Совсем? — черноусый даже привстал и надел берет. — Не может этого быть!
— А вот и может. Сумел человек взять себя в руки — и ни грамма не пил…
— Вы имеете в виду Иоганна фон Гете?
— Да. Я имею в виду Иоганна фон Гете, который ни грамма не пил.
— Странно… А если б Фридрих Шиллер поднес бы ему?.. бокал шампанского?..
— Все равно бы не стал. Взял бы себя в руки — и не стал. Сказал бы: не пью ни грамма.
Черноусый поник и затосковал. На глазах у публики рушилась вся его система, такая стройная система, сотканная из пылких и блестящих натяжек. «Помоги ему, Ерофеев, — шепнул я сам себе, — помоги человеку. Ляпни какую-нибудь аллегорию или…»
— Так вы говорите: тайный советник Гете не пил ни грамма? — я повернулся к декабристу. — А почему он не пил, вы знаете? Что его заставляло не пить? Все честные умы пили, а он — не пил? Почему? Вот мы сейчас едем в Петушки, и почему-то везде остановки, кроме Есино. Почему бы им не остановиться и в Есино? Так вот нет же. Проперли без остановки. А все потому, что в Есино нет пассажиров, они все садятся или в Храпунове, или во Фрязеве. Да. Идут от самого Есино до самого Храпунова или до самого Фрязева — и там садятся. Потому что все равно ведь поезд в Есино прочешет без остановки. Вот так поступал и Иоганн фон Гете, старый дурак. Думаете, ему не хотелось выпить? Конечно, хотелось. Так он, чтобы самому не скопытиться, вместо себя заставлял пить всех своих персонажей. Возьмите хоть «Фауста»: кто там не пьет? Все пьют. Фауст пьет и молодеет, Зибель пьет и лезет на Фауста, Мефистофель только и делает, что пьет и угощает буршей и поет им «Блоху». Вы спросите: для чего это нужно было тайному советнику Гете? Так я вам скажу: а для чего он заставил Вертера пустить себе пулю в лоб? Потому что — есть свидетельство — он сам был на грани самоубийства, но чтоб отделаться от искушения, заставил Вертера сделать это вместо себя. Вы понимаете? Он остался жить, но как бы покончил с собой, и был вполне удовлетворен. Это даже хуже прямого самоубийства, в этом больше трусости, и эгоизма, и творческой низости…
Вот так же он и пил, как стрелялся, ваш тайный советник. Мефистофель выпьет — а ему хорошо, старому псу. Фауст добавит — а он, старый хрен, уже лыка не вяжет. Со мною на трассе дядя Коля работал — тот тоже: сам не пьет, боится, что чуть выпьет и сорвется, загудит на неделю, на месяц… А нас — так прямо чуть не принуждал. Разливает нам, крякает за нас, блаженствует, гад, ходит, как обалделый…
Вот так и ваш хваленый Иоганн фон Гете! Шиллер ему подносит, а он отказывается — еще бы! Алкоголик он был, алкаш он был, ваш тайный советник Иоганн фон Гете! И руки у него как бы тряслись!
— Вот это да-а-а… — восторженно разглядывали меня и декабрист, и черноусый. Стройная система была восстановлена, и вместе с ней восстановилось веселье. Декабрист — широким жестом — вытащил из коверкотового пальто бутылку «перцовой» и поставил ее у ног черноусого. Черноусый вынул свою «столичную». Все потирали руки — до странности возбужденно… Мне налили — больше всех. Старому Митричу — тоже налили. Молодому Митричу подали стакан — он радостно прижал его к левому соску правым бедром, и из обеих ноздрей его хлынули слезы…
— Итак, за здоровье тайного советника Иоганна фон Гете?

Фрязево — 61-й километр

— Да. За здоровье тайного советника Иоганна фон Гете.
Я, как только выпил, почувствовал, что пьянею сверх всякой меры и что все остальнные — тоже…
— А… разрешите Вам задать один пустяшный вопрос, — сказал черноусый сквозь усы и сквозь бутерброд в усах; он опять обращался только ко мне. — разрешите спросить: отчего это в глазах у Вас столько грусти?.. Разве можно грустить, имея такие познания! Можно подумать — Вы с утра ничего не пили!
Я даже обиделся:
— Как то есть ничего! И разве это грусть? Это просто замутненность глаз… Я просто немного поддал…
— Нет, нет, эта замутненность — от грусти! Вы, как Гете! Вы всем Вашим видом опровергаете одну из моих лемм, несколько умозрительную лемму, но все же выросшую из опыта! Вы, как Гете, все опровергаете…
— Да чем же я опровергаю? Своей замутненностью?..
— Именно! Своей замутненностью! Вот послушайте, в чем моя заветная лемма: когда мы вечером пьем, а утром не пьем, какими мы бываем вечером и какими становимся наутро? Я, например, если выпью — я весел чертовски, я подвижен и неистов, я места себе не нахожу, да. А наутро? — наутро я не просто невесел, не просто неподвижен, нет. Я ровно настолько же мрачнее обычного себя, трезвого себя, насколько веселее обычного был накануне. Если я накануне одержим был Эросом, то мое утреннее отвращение в точности равновелико вчерашним грезам…»
Да, и так мы все, русские люди, «изучали» тогда мировую литературу. Причём не только, конечно, прозу, но и поэзию, а в поэзии, как вы понимаете, всякое бывало… Но всё за поэзию я тогда не столько изучал, сколько писал. А вот прозу читал. Помнится, мне как-то, уж не знаю как, попал в руки Доклад крупного литературоведа Флидлендера о героях Томаса Манна и Достоевского. И там я прочитал об немце Адриане Леверкюне и русском Николе Ставрогине. А меня самого тогда сильно интересовали две эти личности. Вот что я тогда прочитал у Фридлендера:

«ДОКТОР ФАУСТУС» Т. МАННА И «БЕСЫ» ДОСТОЕВСКОГО*
1
…В основе «Доктора Фаустуса» лежит история современного  волшебника и чернокнижника, предки которого — герой немецкой средневековой кукольной комедии и народ­ной книги о Фаусте, Гете и Иван Карамазов Достоевского (кото­рого еще Сергей Булгаков назвал «русским Фаустом»)…
…Мы можем на основании этого письма сказать, что материал, который он подверг художественной обработке и сплавил воедино в «Докторе Фаустусе» (первый — трехстрочный — план которого отно­сится к 1904 г.), собирался писателем в течение едва ли не всей его литературной деятельности. Причем в состав источников его романа входили не только народная книга о Фаусте и «Фауст» Гете, не только биографии Гуго Вольфа, Ницше и Чайковского, но и трагическая история самоубийства сестры писателя…
…Причем в первый раз внимание Т. Манна привлекли прежде всего размышления Достоевско­го о роли немецкости и немецких культурных традиций в «Дневнике писателя», а во второй раз — изображение назревающего кризиса «фаустовского» начала европейской культуры в «Бесах» и «Братьях Карамазовых». Несмотря на двойственное отношение к Достоевскому, этого рус­ского романиста и Т.Манна  как художников сближает интерес к необычному, «странному». «Типическое оставляет холодным, лишь воспринятое индивидуально может вывести нас из себя», — замечает Серенус Цейтблом в «Докторе Фаустусе» (глава45). 1 Несмотря на любовь Т. Манна к эпической дистанцированности и гармонии, его постоянно притягивало «странное», необычное, дисгармоничное,«гра­ничащее с фантастическим», по выражению Достоевского. Эта любовь к «странному» и необычному ощущается уже в рассказе о Ганно Будденброке… …Болезненное и фантастическое для Т. Манна, как и для Досто­евского, — неотъемлемое свойство изображаемой им реальности. Следует добавить, что в романах Достоевского огромную роль играют идеи его центральных персонажей…
2

Переходя к отражению в «Докторе Фаустусе» мотивов Достоевского,- продолжает дальше Фридлендер, - я бы хотел остановиться прежде всего не на романе «Братья Карама­зовы» — его значение сам Т. Манн отметил в дневнике и в «Истории создания ,Доктора Фаустуса"» (где он рассказывает о том, что роман этот он специально перечитывал в период работы над «Фаустусом», и признает, что сцена беседы Ивана с «его» чертом в главе «Черт. Кошмар Ивана Федоровича» «Карамазовых» оказала прямое воздейст­вие на аналогичную сцену беседы с чертом в душе Адриана Леверкюна в 25-й главе «Доктора Фаустуса» и на самую обрисовку образа леверкюновского «черта», той внутренней раздвоенности и галлюцина­ ций героя, с помощью которых автор рисует  кульминацию духовного кризиса Леверкюна накануне его душевной болезни…
…Начну с того, что, как видно из дневников Т. Манна, в период, предшествующий началу писания «Фаустуса», и в годы завершения и отделки этого романа он дважды обращался к «Бесам». В первый раз он перечитал их в августе—сентябре 1940 г. и при этом занес в дневник ряд  амечаний о романе Достоевского, в определенной мере предвосхищающих размышления, получившие воплощение в «Фаусту­се»: «Болезненное величие. Ставрогин и Лиза — в высшей
Степени жутко и монструозно. Гениальны политические предвосхищения. Русский национализм по своему облику приобретает двусмысленное осве­щение... Болезнь титанизма ведет ко взгляду на цивилизацию как на пустое шутовство». И далее: «Закончил грандиозные „Бесы"».
Экземпляр «Бесов» из библиотеки Т. Манна в Цюрихе испещрен его многочисленными рукописными пометами. Во второй раз Т. Манн перечитывает «Бесы» в период с марта по май 1945 г. Тогда же он читает на английском языке «Исповедь Ставрогина». Вызванные этим вторичным обращением к «Бесам» раз­мышления о Достоевском отразились в статье «Достоевский — хотя и в меру» (1946), где, признавая, что наряду с Гете и Толстым Досто­евский и Ницше были его главными духовными воспитателями, Т. Манн, только что закончивший работу над «Доктором Фаустусом», специально останавливается на Ставрогине, «самой, может быть, при­влекательной, хотя и не менее жуткой фигуре мировой литературы» — определение, в скрытом подтексте которого звучит осознание автором тесного сродства «демонизма» Ставрогина и Леверкюна…

…Как и «Бесы» Достоевского, «Доктор Фаустус» — роман о «бесовстве». Бесовство это — по Т. Манну — охватило в описываемую им в романе эпоху как его героя, так и политическую жизнь немецкого народа. И вместе с этим бесовство это уходит своими корнями в родословную его несчастного героя и в историческое прошлое Герма­нии… Недаром роман о его жизни, болезни и смерти называется «Доктор Фаустус», а сам он в подводном течении романа уподобляется герою немецкой народной книги о Фаусте — средневе­ковому волхву и чернокнижнику. Именно так характеризует Адриана Леверкюна и его страшный собеседник — черт — в беседе с ним…
…Но не только композиционная форма романа-хроники, потребовав­шая введения в роман фигуры рассказчика-хроникера, связывает «До­ктора Фаустуса» с «Бесами» Достоевского. Не менее важно и то, что в центре обоих этих «романов эпохи» стоят фигуры двух «великих грешников» — Николая Ставрогина в «Бесах» и Адриана Леверкюна в «Докторе Фаустусе». Первый из них — «великий грешник» XIX, а второй — «великий грешник» XX в. Причем, несмотря на все разли­чие их общественного происхождения и их характеров, их личная трагическая судьба имеет сходные истоки. Ибо оба они — дерзкие вероотступники, посягнувшие на те основы человеческого бытия, на религиозные и моральные устои людского существования, которые, согласно убеждениям Достоевского и Т. Манна, являются вековечными и нерушимыми.  Неизбежной расплатой за посягательство на эти устои является духовная, а затем и физическая гибель Ставрогина и Левер­кюна.

Рассматривая образы Ставрогина и Леверкюна как родственные друг другу функционально образы двух «великих грешников», я меньше всего хотел бы, чтобы меня поняли так, что, по моему мнению, образ Леверкюна в той или иной мере навеян фигурой Ставрогина. Фигуры
этих двух героев глубоко национальны и имеют разный культурно-ис­торический смысл. К тому
же уже в знаменитой новелле «Тонио Крёгер» герой пишет в своем завершающем ее письме к Лизавете: «Я готов восхищаться теми гордыми и холодными, которые совершают величественные авантюры в области демонически-прекрасного, прези­рая „человеческое", — но я не завидую им. Ибо если и есть нечто, способное сделать из литератора поэта, то это подобная моей бюргер­ская любовь к человеческому, живому и обыкновенному. Все тепло, вся доброта души, весь юмор истекают из нее...»…

…В отличие от Петра Верховенского, в образе которого Достоевский слил черты Нечаева и Петрашевского с чертами гоголевского Хлеста­кова, фигура Ставрогина имеет глубоко трагический характер. Это не «мелкий бес» и «мошенник», подобный Петру Верховенскому, но «барич» и «аристократ духа» — «демоническая натура» или своеоб­разный «сверхчеловек»,  каким он грезился Байрону, Лермонтову, Ницше и другим романтически настроенным поэтам и мыслителям XIX и XX вв., да и более ранних времен. Он — творец и инициатор всех тех идей, которыми одержимы все остальные герои «Бесов» — Кириллов, Шатов, Петр Верховенский и др. Но вместе с тем в душе его царит мертвящая, роковая пустота. И идею «русского Бога», и идеи богоборчества, хаоса и разрушения он в разные моменты своей жизни передает каждому из очередных своих адептов. И в то же время, внушая им глубокую, фанатическую веру в каждую из этих идей, сам он остается к ним абсолютно равнодушен. Его всеобъемлющий ниги­лизм — в отличие от вызывающего и дерзкого нигилизма тургеневского Базарова — символ той  неизлечимой болезни, которая, согласно диаг­нозу Достоевского, составляет главную болезнь образованного человека XIX в., — потерю веры в живого Бога и божественность Его творения.
Любые идеи — самые возвышенные и наиболее низменные — для Ставрогина всего лишь холодная игра ума. Вызывая глубокое пре­клонение у всех героинь романа, сам он лишен
каких-либо сердеч­ных чувств к ним и способен лишь на самый низменный разврат. И недаром в черновиках романа именно в галлюцинациях Ставро­гина (которые Достоевский позднее передал Ивану Карамазову) ему является тот черт — символ его внутреннего омертвения и опустошен­ности, который возрождается в «Братьях Карамазовых» и «Докторе Фаустусе»…

…Тем не менее, думается, «Исповедь Ставрогина» своей компо­зиционной ролью оказала определенное влияние на историю жизни Леверкюна и на его исповедь, ее завершающую. «Я из сердца взял его», — заметил Достоевский о Ставрогине (29і, 149). Слова эти — свидетельство того, что Ставрогин был для автора трагической фигурой, к которой он относился не с ненавистью и отвращением, а с любовью и жалостью. То же можно сказать об отношении Т. Манна к его несчастному герою. Он и сам признавался в одном из писем, что Цейтблом и Леверкюн — это две половины его существа. Важно помнить и о том, что «Бесы» были написаны после длительных размышлений Достоевского над другими, неосуществленны­ми, замыслами — «Атеизмом» и «Житием великого грешника». С образом героя «Жития великого грешника» непосредственно был связан в сознании Достоевского и образ Ставрогина, задуманного автором как трансформация образа «великого грешника». Эволюция замыслов До­стоевского от «Жития великого грешника» к созданию «Бесов» и образа Ставрогина (самое имя которого содержит в себе намек на трагический характер судьбы героя этого романа) была известна Т. Манну из биографии Достоевского Карла Нетцеля и других доступ­ных ему источников. Но ведь и герой «Доктора Фаустуса» также «великий грешник». И роман о нем мы можем с полным правом охарактеризовать как роман немецкого писателя XX в. на завещанную ему Достоевским тему «великого грешника» — не русской, а немецкой истории, а также на тему «болезни» Германии и трагедии всей европейской культуры.
Каждый читатель «Бесов» хорошо помнит слова из Апокалипсиса, которые Достоевский сперва привел в «Исповеди Ставрогина», а после ее исключения из романа перенес в последнюю главу «Бесов», где их читает умирающему Степану Трофимовичу книгоноша Софья Матвеев­ на: «И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия. Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но поелику ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: я богат, разбогател, и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (10, 497). Эти слова из Апокалипсиса (3: 14—17), как мне уже приходилось указывать, цитирует также Гете в «Годах странствия Вильгельма Мейстера». Но их же цитирует и Леверкюн в письме к своему учителю музыки Венделю Кречмеру, приводимом Цейтбломом в главе 15 «Доктора Фаустуса»: «Сказано: кто не холоден и не горяч, а только тепл, тот отринут и проклят. Теплым я себя не считаю, я холоден, но для суждения о себе самом я испрашиваю себе независи­мость от того, кто дарит благодатью или проклятьем» (С. 177; пер. С. Апта и Н. Ман). Несомненно, что, вводя в «Доктора Фаустуса» эту автохарактеристику Леверкюна, Т. Манн помнил, что цитируемый Леверкюном стих Апокалипсиса приводится в «Бесах» для характерис­тики Ставрогина и Степана Трофимовича Верховенского. А может быть, немецкий писатель помнил и о том, что его цитирует также Гете в своем знаменитом воспитательном романе, герой которого проходит жизненный путь, противоположный жизненному пути Леверкюна, — не от жизни к искусству (музыке), а от искусства (театра) к жизни.

Дальше напишем от себя…
Итак, Леверкюну является сам Дьявол и между ними происходит полемика, на жизненно важные темы: болезнь, гениальность, добро и зло. Сразу стоит отметить, что диалог пропитан всеми темами сразу, они не идут поочередно друг за другом, а тесно взаимодействуют друг с другом, усиливая эффект.

Впрочем, эта тема вообщем-то сквозная в мировой литературе: Лор Байрон, Лермонтов с его Печёриным, Эдгар По с Тоби Даммитом, Достоевский с Раскольниковым, Ставрогиным и Иваном Карамозовым, Балгаков с Мастером и Воландом, Томас Манн с Адрианом Леверкюном… Блок с его двойниками, Есенин с Чёрным человеком, сколько ещё появится «двойников» и и продолжателем этого вечного Ставрогина в настоящем и будущем. Ибо суть главного героя художественного произведения есть трагическое противоречие натуры «лирического героя» и преодоление этого противоречия в ту или другую сторону. Раскольникова Достоевский привёл ко Христу и Евангелию, а Ставрогина – к Дьяволу и петле. Да, что и говорить: пути в конце концов всегда два – или Бог, или Дьявол; или Жизнь, или Смерть… Такова страшная сущность настоящей художественной литературы…

Вот каковы четыре главы о типах литературы в нашем бесконечном «Романе о России».
«Пражское кладбище» Умберто Эко и откровения еврейского профессора Ариэля Томффа об ритуальных убийствах еврейских сектантах. Дальше:

2. «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева
3. Поэзия и Смерть Александра Башлачёва
4. Великий бал Сатаны у Алексея Венедиктова
5. Убийство Маяковского
6. Смерть Галича
7. Явление чёрта
8. Договор с Дьяволом
9. Фауст
10. Очень русская сцена
11. Осуждение Мандельштама
12. Снова «Москва – Петушки»
13. Томас Манн и Фёдор Достоевский
14. Адриан Леверкюн и Николай Ставрогин
15. Главный герой Мировой литературы

А в чём вообще смысл этой самой Мировой литературы. А смысл всё в той же «борьбе Бога и Дьявола в сердце человека». Всё в том же Раскольникове, Николае Ставрогине и Иване Карамазове. Всё в том же – Фёдоре Михайловиче Достоевском – конечно же, самом гениальном писателе всех времён и народов. На этом пока и закончим…

 

Глава Союз Православных Хоругвеносцев, Председатель Союза Православных Братств, представитель Ордена святого Георгия Победоносца

глава Сербско — Черногорского Савеза Православних Барjактара

Леонид Донатович Симонович — Никшич

 

     


Орден Димитрия Донского 2-й степени
Орден Преп. Сергия Радонежского 3-й степени
Орден Преп. Серафима Саровского 3-й степени
Орден Благоверного царя Иоанна Грозного
Орден - За заслуги

новые фото
Русский марш - 2108

новые фото
Крестный ход в Свиблово

новые фото
Крестный ход в Тайнинском

новые фото
Поездка на Чудское озеро

новые фото
Открытие памятника Ивану Грозному в Орле

новые фото
110-летие подводного флота России

новые фото
Поездка в Санкт-Петербург

новые фото
Концерт в Туле

новые фото
Поездка в Новороссию

новые фото
Хоругвеносцы на Саур-Могиле

новое видео
В

новое видео
У

новое видео
Архив.

новое видео
Архив.

новое видео
день

новое видео
Похороны

новое видео
Награждение

новое видео
Интервью

новое видео
Награждение

новое видео
О

новое видео
Открытие

новое видео
Царский

новое видео
день

новое видео
день

новое видео
Интервью

новое видео
Интервью

новое видео
Русский

новое видео
Интевью

новое видео
Анти-Матильда

новое видео
Анти-Матильда

книги
Книга С.Новохатского "Этнический терроризм"

 

 
Русское Православно-Монархическое Братство Союз Православных Хоругвеносцев


При полном или частичном воспроизведении материалов сайта обязательна ссылка на www.pycckie.org

Кольцо Патриотических Ресурсов Православное христианство.ru. Каталог православных ресурсов сети интернет Rambler's Top100