Лента Новостей. 2019 год от Р.Х. Служба информации Союза Православных Хоругвеносцев

10.02.2019

Москва

Служба информации Союза Православных Хоругвеносцев и Союза Православных Братств

СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ ХОРУГВЕНОСЦЕВ,
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ БРАТСТВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

БАЛЛАДА ПОВЕШЕННЫХ

1. Вийон и Есенин

Вот и наступил Новый – 2019 Год. Или, как писали ранее, днесь грядет лето от Рождества Христова – 2019-е. Говорят, оно – это самое «лето», будет для нас тяжким, тревожным и тяжелым. Вдруг, в связи с ухудшением жизни – возник и начал набирать силу Культ Советского Союза и миф о Великом Вожде Народов – Сталине. Советские плакатики с его изображением в виде доброго и любимого детишками в пионерских галстуках заполнили пространство интернета. А там, и добрый дедушка Ленин уже выглядывает своим косым кайсак-калмыцким глазом из-за широкой спины Вождя…

А ведь вчера, в ночь с 27-го на 28-е декабря в Петербурге зверски умучили Сергея Есенина. А сегодня, в ночь с 29-го на 30-е декабря – ритуально и изуверски умучили святого Русского человека Григория Ефимовича Распутина.
А в театре на Таганке, в Губенковской его части, идёт пьеса по роману Пикуля «Нечистая сила» – и хоть бы что…
Да и памятник Михаилу Булгакову на Большой Пироговской так и не открывают. Зато по второму каналу каждую ночь с 02-00 идёт сериал коммуниста Бортко «Мастер и Маргарита», где действительно сильно похожая на ведьму, а главное – на реальную Маргариту, т.е. на Елену Сергеевну Нюрнберг, – актриса, с сильно выступающей нижней челюстью и сверкающими чёрными глазами – Анна Ковальчук – играет беснующуюся ведьму. Сегодня, как я понимаю, будет конец «Великого бала у сатаны», где Азазелло убьёт барона Майгеля и Маргарита выпьет его кровь из черепа – то есть из отрезанной трамваем голавы Берлиоза. И совершив этот главный ритуал Черной меся, станет, наконец, законченной ведьмой, а в миру – сатанисткой…
А по каналу «Спас» вчера была программа Аркадия Мамонтова о Цареубийстве. Там нам дали прослушать оригинальную бобину с записью голоса цареубийцы Р[а]одзинского, где он говорит:
– Алексей – принял в себя 13-то пуль. Удивительной красоты был мальчик… Тут вот, на поляне мы и положили всех их, голубчиков, и стали поливать серной кислотой. Она сильно покорежила тела. Потом обложили все ветками и деревами и сожгли…
«Алексей был удивительно красивый мальчик… Тут мы и положили их, голубчиков…» – как какую-нибудь добрую историю с хорошим концом рассказывает.
Нашу с вами, русскую историю. Когда в ночь с 27 – на 28-е декабря умучили Есенина, в ночь с 29 – на 30-е умучили Распутина, в ночь с 16 – на 17-е июля умучили Царскую семью, и в большую коммунистическую ночь, длившуюся век, уничтожено 100 млн. Русских.
Вот она наша реальная история. И все доказывают нам, что Есенин не выдержав своей пьяной и безумной жизни, сам повесился, привязав ремень от чемодана к трубе внутреннего отопления. Вошли, а он висит. Мол «Удавился с тоски»… Да только не «удавился», а «удавили». А перед этим долго мучили.
А ведь многие верят в это самоповешение Есенина. Мол, слишком бурная, слишком шальная жизнь была – вот и повесился от ужаса и тоски… Жалко, конечно, но жил бы по-другому, и не было бы петли. Пить, мол, меньше надо . . .
Что тут сказать? Да, был грешен, и даже очень грешен. И не он один. Все поэты всегда были сильно грешны, и многие сильно пили, потому что не выдерживали этого, «окружающего их мира». Таков же был и Башлачёв, и Рубцов, и Глеб Горбовский, и Александр Блок. Последний писал:

Грешить безстыдно, непробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в божий храм.

Три раза преклониться долу,
Семь — осенить себя крестом,
Тайком к заплеванному полу
Горячим прикоснуться лбом.

Кладя в тарелку грошик медный,
Три, да еще семь раз подряд
Поцеловать столетний, бедный
И зацелованный оклад.

И снова пить, и снова грезить
В углу под крышей кабака,
И погружаться в дым поэзий
Стихов Вийона – чудака.

Всё позабыть. Увидев волны
В ночи сверкающей пурги,
Уйти во тьму стихией полной,
Когда метёт, когда ни зги

Не видно больше в этой жизни,
Лишь только силуэт вдали,
Лишь только плачь пурги на тризне,
Грядущих к Храму на Крови

Уйти в метели ветровые,
Забыться в мутном, снежном сне.
Россия, Русская Россия,
Ты всех краёв дороже мне.

А действительно, у талантливых и много испытавших русских людей, есть жалость и сострадание в отношении к людям – пусть даже пьяницам, ворам и преступникам. И такое сострадание всегда было у Есенина, Блока и Вийона. Вот известная «Баллада повешенных», написанная великим грешником и великим поэтом Франсуа Вийоном. Перевод Николая Новича:

Прохожий, здесь присевший отдохнуть,
не вздумай нас насмешками колоть.
К нам, бедным, сострадателен ты будь,
чтоб и к тебе был милостив Господь!
Всех восемь нас висит тут; наша плоть,
которой в мире были мы рабами,
висит насквозь прогнившими клоками,
и наши кости тлеют понемногу;
но вместо издевательств злых над нами,
за нас вы помолитесь, братья, Богу!

О брат мой, не отринь моей мольбы!
Пусть осудил закон нас – все равно!
Ты сам ведь знаешь: прихотью судьбы
не всем благоразумие дано.
И так как мы уж умерли давно,
то нам теперь одни молитвы ваши
могли б помочь избегнуть горькой чаши
и отыскать к Спасителю дорогу.
Мы умерли, но живы души наши:
за них вы помолитесь, братья, Богу!

А вот перевод той же баллады Ильи Эренбурга:

Ты жив, прохожий. Погляди на нас.
Тебя мы ждем не первую неделю.
Гляди – мы выставлены напоказ.
Нас было пятеро. Мы жить хотели.
И нас повесили. Мы почернели.
Мы жили, как и ты. Нас больше нет.
Не вздумай осуждать – безумны люди.
Мы ничего не возразим в ответ.
Взглянул и помолись, а Бог рассудит.

Дожди нас били, ветер овеял и тряс,
Нас солнце жгло, белили нас метели.
Летали вороны – у нас нет глаз.
Мы не посмотрим. Мы бы посмотрели.
Ты посмотри – от глаз остались щели.
Развеет ветер нас. Исчезнет след.
Ты осторожней нас живи. Пусть будет
Твой путь другим. Но помни наш совет:
Взглянул и помолись, а Бог рассудит.

Господь простит – мы знали много бед.
А ты запомни – слишком много судей.
Ты можешь жить – перед тобою свет,

Взглянул и помолись, а Бог рассудит.

Вот такие вот дела: даже еврей и сионист Илья Эренбург, как-то добрее относится к бедным грешным преступникам, чем некоторые современные наши православные ревнители. Вот дела!
Что касается меня, то был период, когда Есенин, Блок, Рубцов, Вийон были для меня той духоносной средой, которая русскому человеку, не знающего Бога, заменяет весь Идеальный Мир. Потом я крестился. Узнал Бога и Церковь. Стал Хоругвеносцем. Но Есенин как был, так и остался для меня любимым Русским человеком. И будет всегда. А то, что в ту ночь к нему приходил Блюмкин, я тоже не верю. Не Блюмкин приходил. Приходил чёрт. Точнее, сам Сатана:

Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек,
Черный, черный!
…
Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой, —
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
…
«Слушай, слушай! —
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится. —
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
…
«Черный человек!
Ты прескверный гость.
Эта слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,

В переносицу...

И не к одному Есенину он приходил. И к Ивану Карамазову, и к Раскольникову, и к Ставрогину, и к Пушкину, и к Моцарту. Пришёл, и заказал мне реквием. С тех пор не приходил мой Чёрный Человек…

2. Бесы

А коммунистов хорошими, как это делают некоторые сейчас, всё-таки признавать не надо.
Вот что о революции и большевизме свидетельствовал Максимилиан Волошин:

...И враг, что друг, и друг, что враг,
Меречат и двоятся… – так,
Сквозь пустоту державной воли,
Когда-то созданной Петром,
Вся нежить хлынула в сей дом
И на зияющем Престоле,
Над зыбким мороком болот
Бесовский правит хоровод
Народ безумием объятый,
О камень бьётся головой,
И узы рвёт, как бесноватый…
Да не смутится сей игрой
Строитель внутреннего града –
То бесы шумны и быстры:
Они вошли в свиное стадо
И в бездну ринуться с горы…

Вот, вот, именно бесы, те самые бесы, о которых писал Достоевский в своём бессмертном пророческом произведении. Ведь герои «Бесов» Верховенские, Липутины, Шигалёвы и жидки Лямшины были прямыми предтечами Ленина, Троцкого, Зиновьева, Урицкого, Дзержинского и его самого близкого друга Якова Мовшевича Свердлова, родной брат которого Веньямин служил, так сказать, подмастерьем у мастера финансового гешефта американского банкира Якова Шиффа, который и «спонсировал» через Ротшильдов, Варбургов, Свердловых (все между собой родственники) – так называемую «русскую революцию», которую в приведённом стихотворении и описывает Максимилиан Волошин.
Дикий, невероятный, прямо-таки воистину вселенский разгул бесовщины на Руси в период с 1917 по как минимум 1929 годы – именно дикой бесовщины, когда жрецы революции – Дзержинский, Красин, Свердлов, Ленин – своим большевистким колдовством вызывали полчища духов смерти, разрушения и террора. Вот мы сейчас все поражаемся делам, творимыми ИГИЛом, в Пальмире разрушили восемь античных статуй, там-то и там-то ритуально зарезали 30-ть или 40-к христиан… Какой ужас! Но надо напомнить, что во время Свердловско-Урицкого-Дзержинского террора у нас в России христиан резали тысячами, десятками и сотнями тысяч. Что так называемое «расказачивание» в районах современной Новороссии было тотальным вырезанием всего местного населения вплоть до грудных младенцев мужского пола – и что за весь XX век существования «Красного Проекта» и «Красной Религии» в России было вырезано, расстреляно, замучено, ритуально обескровлено, закопано живьём 100 млн. лучших русских людей – и умучивали и закалывали их именно те самые «комиссары» и «комиссарши» в «пыльных шлемах», которые и были кровавыми, совершающими массовые жертвоприношения христиан, жрецами наконец-то вырвавшейся из Ада «Красной Религии».
А Инквизиция и Опричнина боролись с жидовствующим богоборчеством, которое через разный, именно жидовствующе-гностический, «красный» богоборческий мистицизм вело непримиримую борьбу с Богом, Христом, Церковью, Царством и Державой… Всё дело в том, что «Красную Религию» и «Красный Мистицизм» выдумали отнюдь не большевики-ленинцы, и не Свердлов с Дзержинским. Нет, нет, «Красный Мистицизм» существовал всегда, начиная с искушения Адама и Евы в Раю Дьяволом, чуть позже он расцветал в ханаанских культах Молоха, Астарты и Ваала, и ещё несколько позже в еврейских культах, которыми евреи заразились от завоёванных и покорённых народов, времён завоеваний Иисуса Навина. А до этого «заразились» в Египте. Именно поэтому Господь оставил их в пустыне на 40 лет, чтобы умерло то поколение, которое этим было «заражено» (см. Числа, Гл.14, 22-38) – недаром земля поглотила Дафана, Авирона и Корея, и выросло то поколение, которое поклоняется Богу. Потом же было ещё вавилонское пленение, где тоже «заражались»… И так они «заражались» и потом продолжали «заражаться» всю человеческую историю.Причём, если учесть, что местные ханаанские божества были некогда богами собственных прадедов евреев, то ничего необъяснимого в их «заражении» в древние культами нет. Потребовалось как минимум четыреста лет, чтобы всё-таки утвердить единобожие среди 12-ти вышедших из Египта колен Израилевых…
Но до конца кровавые культы человеческих жертвоприношений религии Молоха-Вила-Астарты искоренить так никогда и не удалось. То тут, то там они вспыхивали с новой силой. Эти отголоски борьбы с религией Единого Бога позже прослеживаются в различных ересях жидовствующих на Востоке и на Западе, в Средневековой Европе и в России. Особенно на её севере, в торговом «открытом влиянии Запада, Великом Новгороде, откуда собственно и пришла на Русь «ересь жидовствующих», которая уже в начале XX века превратилась в «Красную Религию» Ленина, Свердлова и Дзержинского… Они – жрецы «Красной религии» и убивали всю Святую Русь и всю Историческую и поэтическую! – Россию. Именно они – адепты «Красной веры» и убили (умучили) Русского поэта Сергея Есенина.
. . .

3. Ритуальное убийство
(Явление посланца)

Вот как теперь пойдут одна за другой «трагические даты» Русской Истории. «В ночь с 27 на 28-е декабря в 5 номере гостиницы «Англетер» г.Ленинграда трагически погиб великий Русский национальный поэт СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕСЕНИН, пишет на своем сайте некто Виктор Мишин:

Сергей Александрович ЕСЕНИН был, есть и останется навсегда в памяти народа, как великий русский национальный поэт! В ночь с 27-го на 28-е декабря 1925 года в 5-м номере гостинице"Англетэр" г.Ленинграда С.А.Есенина УБИЛИ. За что? В первую очередь за то, что он великий русский национальный поэт!

Именно они – хазарские резники – пришли к власти в России в 1917 году. И началось массовое ритуальное убийство русских людей. По сути дела, невиданный в истории черно-магический геноцид русского народа.
А управлял всем этим, всеми этими убийцами и кровопийцами, как и всегда, главный «человекоубийца искони» – Дьявол. И именно его явление описывал Пушкин в «Моцарте и Сальери», и Есенин в «Черном Человеке».
Ночью к Есенину в Англетер приходил Клюев, который сам об этом пишет. Он был первым «посланцем» человекоубийцы искони. Бывший друг и учитель – Николай Клюев. Его потом, конечно, Дьявол тоже убил, да так что неизвестно где и как. Но это была «заслуженная смерть» от рук своего хозяина. И всех остальных тоже хозяин убил: и Эрлиха, и Блюмкина, и Авербаха, и Агранова, и Ягоду – всех до одного своих адептов уничтожил их «отец» на своей чёртовой живодёрне. И Троцкоого, и Радека, и Белобородова, и Сосновского… Но той ночью, в номер к Есенину, приходил не Клюев, и не Блюмкин, и не Эрлих. Приходил сам Дьявол, так же как он пришёл и к Моцарту…
И заказал мне Реквием.
С тех пор ко мне не приходил мой – Черный Человек…
Но это вот посещение было знаком того, что и Моцарт, и Есенин – обречены . . .

Так писали и до сих пор пишут многие ценители поэзии и жизни Сергея Есенина. Только ложь всё это. Не было никакой «депрессии» и никакого «самоубийства» . . .

А было то, о чём писал Пушкин в «Моцарте и Сальери»:

Великий Русский поэт Сергей Есенин был умучен и убит Черным Человеком, так же как были убиты Моцарт и Пушкин. И уже в наше время Николай Рубцов. Вот, что он написал о Сргее Есенине в стихотворении, которое так и называется:

«Сергей Есенин»
Слухи были глупы и резки:
Кто такой, мол, Есенин Серега,
Сам суди: удавился с тоски
Потому, что он пьянствовал много.
Да, недолго глядел он на Русь
Голубыми глазами поэта.
Но была ли кабацкая грусть?
Грусть, конечно, была… Да не эта!
Версты все потрясенной земли,
Все земные святыни и узы
Словно б нервной системой вошли
В своенравность есенинской музы!
Это муза не прошлого дня.
С ней люблю, негодую и плачу.
Много значит она для меня,
Если сам я хоть что-нибудь значу.

4. Ожившая статуя командора

Да, русские писатели, конечно, жили какими-то иными, «неотмирными» законами бытия – точнее даже Бытия. Они именно жили не внутри быта, а внутри Бытия. Особенно ярко это выразил Блок:

За городом врос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты, – и каждый мечтал
Другого надменной улыбкой.
…
Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть, – хуже
Твоих ежедневных безсильных потуг,
Твоей обывательской лужи?
…
Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцей,
А вот у поэта – всемирный запой,
И мало ему конституций!

Пускай я умру под забором как пёс,
Пусть жизнь меня в землю втоптала, –
Я верю: то Бог меня снегом занёс,

То вьюга меня целовала!

Вот это:

«Я верю: то Бог меня снегом занёс,
То вьюга меня целовала!»

– для Блока главное. И не только для Блока. Для всей русской поэзии, всей русской литературы. Вот, Николай Рубцов:

… Когда-нибудь ужасной будет ночь.
И мне навстречу злобно и обидно
Такой буран засвищет, что невмочь,
Что станет свету белого не видно!
Но я пойду! Я знаю наперёд,
Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает,
Кто всё пройдёт, когда душа ведёт,
И выше счастья в жизни не бывает! …

А вот Глеб Горбовский:

Любить осеннюю разруху:
ознобы, слякоть, лист гниющий –
претит твоим глазам и духу . . .
и это близко всем живущим.

Никто не ждёт кончины лета, –
ждут урожая, пропитанья . . .
И только вздорные поэты
Находят прелесть в увяданье.

Жизнь для поэта – дуновенье,
поэзия – призыв к свободе!
А вздор зовётся – вдохновеньем,

Что не на всех живых – нисходит.

А вот Леонид Губанов, которого еврейский поэт Давид Самойлов (Дэзик Кауфман) прямо называл «фашистом»:

Разве я могу холодными руками
Тёплое нарисовать лицо ?!
Разве я ношу за пазухою камень,
Кок сто тысяч разных подлецов ?!

Женщина уходит в платье синем.
Не махнув рукой и навсегда.
Забываю, тает её имя,
Словно тает утренняя звезда !
…
Словно дым проплыл и вёсла канули,
Соскользнула молодость – кольцом
В ледяную речку, стал я – каменным,
Грусть – собакой ляжет на крыльцо.

Верною, доверчивою псиной,
Мордочку на лапы положив.
Женщина уходит в платье синем…
Думаете, молодость ? – Нет, жизнь !..

19 июля 1981

А вот ещё одно стихотворение этого «русского фашиста»:

Я только знаю, поздно, рано ли,
познав другую благодать,
я буду бронзовый и мраморный
под тихим солнышком стоять.

Другое знамя будет виться,
другие люди говорить,
и поумневшая столица
мои пророчества хвалить.

Погаснут вещие рубины.
Дожди у ног моих кляня…
простые, горькие рябины
пускай цитируют меня.

Не трепет бронзовую чёлку,
душа не требует вина,
а за спиной портреты чёрта
дерёт весёлая шпана!

«Портреты чёрта
дерёт весёлая шпана! –

– это про Ленина. Его портреты скоро будут драть. Уже дерут. Но меня тут заинтересовали строки:

Я только знаю, поздно, рано ли,
познав другую благодать,
я буду бронзовый и мраморный
под тихим солнышком стоять.

Но ведь именно это вроде бы произошло и с Михаилом Булгаковым. Всю жизнь травили, не печатали, запрещали, с работы увольняли, из театра выгоняли, на Лубянку приглашали… В конце концов, как я понимаю, отравили. И вот, проходит почти век – и теперь он «бронзовый» и «мраморный» уже стоит во дворе на Большой Пироговской. Правда, весь всё ещё упакованный в грязный полиэтилен, и обвязанный верёвками, и обмотанный скотчем.

А мне, ночью, из большого окна Сеченовского института, где я тогда лежал, всё виделось – прямо наяву! – что сверкающая скульптура командора совершает какие-то странные движения, типа «раба, разрывающего свои путы», работы Микельанжело, что стоит в вестибюле архитектурного институра, как войдёшь, справа…

Вот я и попросил хоругвеносцев принести мне мой большой артиллерийский бинокль. И однажды ночью, когда все на этаже спали, поднёс его к глазам. И даже волосы на моей голове зашевелились… Памятник дёрнулся, рванулся куда-то вверх, то приближался, то удалялся в пространстве двора, то вставал в героическую позу фигуры Командора, да так, что даже плащ его начинал развиваться, на ногах вместо ботинок, вдруг оказывались высокие ботфорты, а то вдруг, какой-то яркий свет, происхождения явно неземного, освещал его, да так, что у него за спиной вырастали крылья, похожие на крылья стрекозы… Сначала я несколько растерялся. Но потом достал мобильник. И стал снимать все эти судорожные «телодвижения» памятника. Некоторые из этих снимков я здесь привожу . . .

Да, странная вещь эта наша Русская история и эта наша Русская литература. Странная и мистическая. И ведь у нас не так много скульптур и статуй на Руси. На зато у нас есть невероятные поэты, которые видели и слышали как эти статуи двигаются, действуют и разговаривают.

Вот строки из «Каменного гостя»:

Лепорелло
Преславная, прекрасная статуя!
Мой барин Дон Гуан покорно просит
Пожаловать... Ей-богу, не могу,
Мне страшно.

Дон Гуан
                        Трус! вот я тебя!..

Лепорелло
                                                    Позвольте.
Мой барин Дон Гуан вас просит завтра
Прийти попозже в дом супруги вашей
И стать у двери...

Статуя кивает головой в знак согласия.
                            Ай!

Дон Гуан
                                    Что там?

Лепорелло
                                                    Ай, ай!..
Ай, ай... Умру!

Дон Гуан
                        Что сделалось стобою?

Лепорелло
(кивая головой)
Статуя... ай!..

Дон Гуан
                        Ты кланяешься!

Лепорелло
                                                        Нет,
Не я, она!

Дон Гуан
                    Какой ты вздор несешь!

Лепорелло
Подите сами.

Дон Гуан
                        Ну смотри ж, бездельник.

(Статуе.)
Я, командор, прошу тебя прийти
К твоей вдове, где завтра буду я,
И стать на стороже в дверях. Что? будешь?

Статуя кивает опять.
О боже!

Лепорелло
                Что? я говорил...

Дон Гуан
                                                Уйдем.
. . .

Дальше сцена в покоях донны Анны

Дон Гуан
                        Один, холодный, мирный поцелуй

Дона Анна
Какой ты неотвязчивый! на, вот он.
Что там за стук?.. о скройся, Дон Гуан.

Дон Гуан
Прощай же, до свиданья, друг мой милый.

(Уходит и вбегает опять.)
А!..

Дона Анна
        Что с тобой? A!..

Входит статуя командора.
Дона Анна падает.
Статуя
                                        Я на зов явился.

Дон Гуан
О боже! Дона Анна!

Статуя
                                    Брось ее,
Все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.

Дон Гуан
Я? нет. Я звал тебя и рад, что вижу.

Статуя
Дай руку.

Дон Гуан
                    Вот она... о, тяжело
Пожатье каменной его десницы!
Оставь меня, пусти — пусти мне руку...
Я гибну — кончено — о Дона Анна!

Проваливаются.

. . .

А вот из «Медного всадника»:

Он встал; пошел бродить, и вдруг
Остановился — и вокруг
Тихонько стал водить очами
С боязнью дикой на лице.
Он очутился под столбами
Большого дома. На крыльце
С подъятой лапой, как живые,
Стояли львы сторожевые,
И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом коне.
…
Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И, зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав, —
Ужо тебе!..» И вдруг стремглав
Бежать пустился. Показалось
Ему, что грозного царя,
Мгновенно гневом возгоря,
Лицо тихонько обращалось...
И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой —
Как будто грома грохотанье —
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясенной мостовой.
И, озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.

Повторяю, что-то такое происходило и тут. Только там, в Мадриде и Санкт-Петербурге – и статуя Командора, и Хозяин Полумира на огнедышащем коне – были свободны, а здесь Командор русской литературы ХХ века был связан, замотан, да ещё залеплен скотчем. Но, повторяю, он рвался, бешено рвался из своих пут, из всех этих мерзких пут Совдепии, которыми связывали, и до сих пор связывают его все эти Киршоны, Авербахи, Шкловские и Брики. Воистину, и тогда, и сейчас – имя им Легион. Достаточно посмотреть на список гонителей русского писателя. Вот он, причём, разумеется, далеко не полный:
Гонители Михаила Афанасьевича Булгакова.

В 1967 году вдова писателя Елена Сергеевна передала А.И.Солженицыну список тех, кто травил М.А.Булгакова ( см подробнее 12 номер «Нового мира» за 2004 год).
Вот этот список:

В. Гейм,
М. Кубатый (Моргенштерн Мануил Матвеевич),
Луначарский,
Ашмарин (Витольд Ахрамович),
М. Загорский,
В. Блюм,
А. Орлинский,
М. Левидов,
А. Ценовский,
М. Бройде,
Незнакомец (Борис Давидович Флит),
А. Безыменский,
П. Черский (П. Ф. Червинский),
Момус,
О. Литовский,
Театрал,
Е. Мустангова (Е. Я. Рабинович),
Старик (Н. Е. Эфрос),
А. Флит,
Лир (Натан Соломонович Рашковский),
Н. Осинский,
П. Краснов,
Д. Маллори (всё тот же Б. Д. Флит),
Уриэль (снова Осаф Семёнович Литовский, уже по какому кругу),
Пингвин (Вадим Габриэлевич Шершеневич),
Г. Е. Рыклин (фельетонист “Известий”, “Правды”, десять лет редактировал “Крокодил”),
Г. Горбачёв,
Садко (опять В. Блюм),
Юр. Спасский,
Н. Адуев,
Бастос Смелый,
Савелий Октябрёв (Борис Григорьевич Самсонов),
Никита Крышкин (Николай Константинович Иванов),
Р. Пикель,
Кузьма Пруткин,
В. Павлов,
Ст. Ас. (Степан Александрович Асилов),
А. Жаров,
П. К-цев (П. М. Керженцев),
П. Кр-в (опять Керженцев),
И. Кор (Санжур Иван Афанасьевич),
В. Орлов,
И. Бачелис,
Вс. Вишневский,
Н. Оружейников (Колесников),
В. Кирпотин,
С. Дрейден,
К. Эллин (Наум Давыдович Лабковский),
Д’Актиль (Анатолий Адольфович Френкель),
А. Бродский,
Г. Немлечин,
Первомай Пленумов (Абрам Маркович Гольденберг),
Бис, Е.
С-ой,
Машбиц-Веров,
В. Шкловский.

И ещё отдельный список заклятых врагов “Турбиных”:

Авербах,
Киршон,
М. Кольцов (Фридлянд),
Ф. Раскольников (Ильин),
Фурер,
Ян Стэн (Борис Вениаминович Бернштейн),
Сутырин,
Пельше,
И. Нусинов,
С. Якубовский,
К. Минский, В.
Каплун, В.
Алперс,
В. Зархин,
Я. Кут,
Б. Вакс,
Новов-Дубовский,
Гроссман-Рощин,
Т. Рокотов,
А. Придорогин,
М. Лиров,
Г. Лелевич (Калмансон),
Б. Розенцвейг,
Зельцер,
Грандов,
В. Ермилов.

Тут для нас особенно интересны две фамилии: И. (Исаак) Нусинов и В. (Веньямин?) Ермилов. Первый был отцом Ильи Исааковича Нусинова, одного из соавторов сценария «Агонии» Элема Климова, а второй был отцом будущей (кажется, третьей) жены Вадима Кожинова, который… Впрочем, о Кожинове и его супруге Елене Ермиловой речь пойдёт в следующих главах этой «Хроники Русского Ада»…

Да, я любил и до конца буду любить всю эту великую и гонимую Русскую литературу. Да и не только Русскую. О пропавшем в метели Франсуа Вийоне, я уже писал, и о умеревшем в больнице, с последними словами: Господи, спаси мою душу! – Эдгаре По, – тоже. И напишу ещё не один раз обо всех них: гениях и страдальцах. О Моцарте, Пушкине, Лермонтове, Блоке, Есенине Гоголе, Достоевском, Булгакове… А пока вот пишу о связанной тросами скульптуре последнего классика Русской прозы. Слава Богу, что тогда метельной ночью – Хоругвеносцы разрезали путы, сняли с его изваяния грязный полиэтилен и как бы символически освободили Русского Художника от пут и смирительной рубахи страшной мистической Совдепии . . .

. . .
Метёт метель. Несутся кони,
Метель рыдает и гудит,
Куда нас Рок незримый гонит,
Что ожидает впереди?

Не зги не видно. Только Пушкин
Стоит на площади в снегу.
А здесь последний классик Русский
Уходит в белую пургу . . .

Россия, Русская Россия,
Мне снятся образы твои,
Твои метели столбовые,
Летящие в волнах пурги.

И кто мне скажет – Что ты? Кто ты?
Как мне твоим виденья внять,
Нет, не понять тебя Европам,
Не подчинить, и не объять . . .

Здесь Невозможное – возможно,
Здесь Невозможное всегда.
Здесь вновь над городом острожным
Встает кровавая звезда.

И никуда я не уеду,
И от тебя я не уйду,
И пусть кругом лишь Смерть и беды,
Пусть жизнь проходит как в бреду.

Но лучше бред, чем сытый разум.
И пусть один уйду в метель . . .
И пусть мне ночь постелит разом
В метели белую постель:

Я знаю, что кругом Россия,
Что мы в буране не одни,
Что впереди нас всех Мессия
Идёт в мерцающей дали . . .

Глава Союз Православных Хоругвеносцев, Председатель Союза Православных Братств, представитель Ордена святого Георгия Победоносца и глава Сербско — Черногорского Савеза Православних Барjактара

Леонид Донатович Симонович — Никшич