14.11.2018
Москва
Служба информации Союза Православных Хоругвеносцев и Союза Православных Братств
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ ХОРУГВЕНОСЦЕВ,
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ БРАТСТВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ЗАПИСКИ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА
Предлагаем вашему вниманию рассказ Хоругвеносца Виктора Дмитриевича Кириллова. До того как стать Хоругвеносцем, он, как и большинство русских людей поколения позднего социализма, прошёл длинную и сложную жизнь. Но радости жизни и любви к людям не потерял. И теперь, как говорится, на склоне лет решил, взявшись за перо, воссоздать на бумаге некоторые страницы своей жизни. Вот одна из них, не самая, может быть, трудная…
Глава Союз Православных Хоругвеносцев, Председатель Союза Православных Братств, представитель Ордена святого Георгия Победоносца и глава Сербско — Черногорского Савеза Православних Барjактара
Леонид Донатович Симонович — Никшич
Виктор Кириллов
Побег из дурдома
(рассказ)
В восьмидесятых годах двадцатого века я, Кириллов Виктор Дмитриевич, вёл беззаботный образ жизни, не имел ни жены, ни детей, а жил со старушкой-матерью. Отец мой к тому времени уже умер. А увлечения мои были пьянство в компании таких же как я бездельников, моих друзей-собутыльников.
И вот однажды я нарушил закон, и менты города Железнодорожный завели на меня уголовное дело по статье 206 «Хулиганство» часть №2 и забрали меня сначала в милицию, а потом вызвали Скорую помощь и отвезли меня в город Долгопрудный в психбольницу общего типа. Руководил этой операцией капитан милиции Коржаков Володя.
Там меня переодели и положили в отделение №3, в котором сидело человек 100, если не больше, с различными психическими заболеваниями. Среди больных были пациенты, которые просто лечились на общих основаниях, но были и те, которые числились за судом, так называемые «принудчики» за совершение уголовных преступлений, которым зону и тюрьму заменили лечением в психбольнице. Я же за судом не числился, а был направлен милицией, так как они считали, что я опасен для общества и должен сидеть в дурдоме до конца суда.
И потянулись дни мои унылой вереницей. Мне сразу назначили лечение – уколы аминозина. Аминозин – яд, кажется, крысиный, в малых дозах не убивает, а постепенно состояние становится невыносимое – смертельная тоска, страшная вялость, хочется спать. В таком состоянии человек не на что не способен. И мне день за днём приходилось терпеть эту муку, так как некуда не денешься. Если бы мне давали таблетки, то я бы их выплёвывал, я хорошо умел это делать. А тут уколы, не отвертишься. Если взять и отказаться, сказать больше не могу, мне плохо, то сразу же придут мордовороты-санитары и сделают укол всё равно.
Ко мне каждое воскресенье приезжала моя мать Кириллова Агафья Ефимовна. Я её просил выписать меня из больницы домой. Она разговаривала с врачом, но врач наотрез отказал, сославшись, что меня привезла и определила сюда, то есть в его отделение, милиция, и он поэтому не может меня выписать. И мои унылые дни в психбольнице продолжали тянуться своей тоскливой чередой.
Дни мои шли, и я стал потихоньку привыкать и адаптироваться к уколам аминозина. Начал осторожно знакомиться с психами. Среди них были люди с разными псих-отклонениями, шизофреники разных типов, эпилептики, просто придурки, дебилы олигофрены и эмо всякие разные. Все они, эти психи, были с разным прошлым, были среди них бывшие начальники, бывшие военные, которые с уголовным прошлым, был даже актёр кино Белов.
Наступил конец сентября 1984 года. Начался второй месяц моего горемычного пребывания в психбольнице города Долгопрудного. Я невольно стал задумываться, как бы мне сбежать отсюда, но ничего конкретного в голове не проявлялось. По больничному распорядку пациентов отделения №3 в хорошую погоду, без дождя, выпускали в прогулочный дворик под охраной двух санитаров и медсестры. Дворик был шагов 25-30 в длину и столько же в ширину, был огорожен забором их штакетника высотой два с половиной метра. В этом дворике стояли лавочки, больные ходили по кругу или сидели на них. Во время прогулки можно было зайти в отделение самому без санитара в туалет, так как дворик вплотную примыкал к одноэтажному зданию 3-го отделения, а сделав своё дело, вернуться опять на прогулку.
Сперва мне пришла сумасбродная идея – осуществить свой побег из дворика. Это просто как можно быстрей перелезть через забор во время прогулки на территорию больницы, а потом бежать, куда глаза глядят. Но, подумав, я отверг этот план, потому что, перелезше забор дворика отделения, я попадал на территорию всей психбольницы тоже огороженную вокруг. И меня наверняка бы поймали-схватили, а дальше по психиатрической схеме – смирительная рубашка и уколы, уколы, уколы длительное время, несколько месяцев. И уже кололи бы не аминозин, а галопередол, от него долго держится огромная температура 40 градусов, потом мадемен-депо, после этого укола наступает смертельная тоска и совершенная физическая слабость. Больных закалывали так, что у людей (у советских людей) на ягодицах появлялись язвы до костей таза и на других частях тела. Персонал, психо-врачи, делали из людей «дураков» сознательно, видно у них была такая установка.
Как я уже сказал, во время прогулки можно было без спроса у сестры зайти в туалет в отделении. Вот тут-то меня и осенила гениальная мысль – сломать железную дверь! Это была дверь в торце здания рядом с туалетом, и задержка около неё больного не казалась медперсоналу подозрительной.
Теперь подробней про эту дверь. Это был пожарный выход в торце третьего отделения, а торец почти примыкал к высокой деревянной ограде-забору. Забор охватывал территорию всей больницы. Далее подробней. Дверь была сварена из металлического уголка, размер сечения уголка 50 мм, и проварена арматурой в решётку. Закрыта она была на большой висячий замок, сломать его было нереально, зато ушки замка были довольно тонкие. Вот тут-то и была «ахиллесова пята» у этой двери. Я попробовал гнуть эти проушины. Смотрю, гнутся. Решил каждый день гнуть, пока будут готовы сломаться.
Дальше ещё подробней… Но было бы просто и легко, если бы эта дверь была одна. Нет, не одна, за ней находилась другая дверь из фанеры. Она была открыта с другой стороны в маленький, два на два метра, глухой коридор, где висели телогрейки для больных. У стены стояла стопка прислонённого у стены кровельного железа и ещё какой-то хлам. А потом на улицу была ещё одна точно такая же дверь из уголка, а за ней лёгкая деревянная, открытая настежь на улицу. Что касается второй железной двери, сломать на ней замок без лома было невозможно. Но опыт прошлых лет моей жизни, служба в армии шофёром, отсидка на зоне, а потом работа на стройках народного хозяйства в Тюмени, а ещё раньше работа на заводе токарем, давал о себе знать, и поэтому с железом я был «на ты», а не «на вы». Знал кое-что и умел. Я сразу понял, что если попаду в тамбур ко второй двери, я её загну, то есть отогну угол до петли и до проушин замка, и в этот лаз пролезу уже на улицу к забору, то есть окажусь за торцом третьего отделения.
Итак, я стал потихоньку ломать ушки, на которых висел замок. Всё шло своим чередом, но вот неожиданно я столкнулся с непредвиденным осложнением, а конкретно вот с чем. Какой-то парень лет 22-25 тайком, как и я, ломал этот же замок, что и я. Я стал за ним наблюдать. Он был довольно высок ростом и имел очень дикий взгляд в глазах, затаённый страх, и в то же время злость, зрачки его глаз постоянно бегали по сторонам. Я продолжал за ним следить. Как только я появлялся у этой двери, он тут же уходил. И вот однажды утром я подошёл к замку, а проушина почти сломана. Я дождался, когда закончился завтрак, потом приём лекарства, и всех выгнали на прогулку. Я зашёл в отделение, подошёл к двери, оглянулся, коридор был пуст. Тут же я сломал ушко, дверь приоткрылась. От волнения я сделался как ватный, руки задрожали. Я ещё раз оглянулся и открыл дверь в глухой коридорчик. Удача мне сопутствовала. Если бы меня заметили медики, то я тут же был бы схвачен. Я быстро зашёл в коридор, поставил скрозь решётку на место в петли замок, благо сломалось одно ушко. Сразу же закрыл вторую лёгкую дверь и заблокировал её листовым железом, телогрейками и ещё чем-то, сейчас уже не помню. Теперь из коридора меня заметить не могли. Дальше, не теряя ни секунды, я сел на пол напротив угла второй железной двери и упёрся правой ногой в косяк около угла. Обеими руками взялся за арматурную решётку этой второй двери, и за несколько рывков мне удалось значительно отогнуть и деформировать угол двери. Затем я встал на корточки, и, как штангист, за несколько рывков задрал угол ещё выше от пола, выше своих колен, и тут же вперёд ногами нырнул в образовавшийся лаз и оказался на крыльце. Потом прикрыл деревянную дверь, и оказался перед последним препятствием, отделяющим меня от свободы.
Это был огромный огораживающий всю больницу деревянный забор высотой три с половиной или четыре метра. Хорошо, что рядом не было окон, люди медперсонала по-видимому здесь ходили редко. Сначала я попробовал дотянуться до верха, не вышло. Я не огорчился, знал, что одолею эту стенку. Тут же нашёл какую-то поперечину, зацепился за неё… Ну, в общем один миг, и я наверху забора. Спрыгнул вниз. Стою на свободе по грудь в крапиве и каких-то сорняках.
Справа рядом микрорайон, 10-12-ти этажные дома. Взглянул налево не то свалка, не то небольшая помойка. Поднял старое ведро без дна, какую-то палку, и стал похож на грибника. Скорым шагом, через силу, пошёл к чахлым кустам. Потом стали попадаться деревья не то парк, не то лесок. Собрал все силы, побежал трусцой. Скоро начался лес. Смотрю, с правой стороны то ли поле, то ли поляна угадывается, какой-то прогалок среди деревьев. Я аккуратно пошёл направо, смотрю, а это канал имени Москвы. Я ободрился и решил дальше идти лесом, но вдоль русла канала. Я знал, что так выйду к Химкам. Ведь раньше я работал шофёром, ориентировался хорошо. Иду дальше. Смотрю, в лесу земледельческий участок, кто-то на нём выращивал летом клубнику. Стоит маленький сарайчик. Сарайчик был открыт, а в нём был старый диван. Я взял да и прилёг на него, так как от действия уколов аминозина меня покинули силы. Часа полтора-два я лежал на диване в каком-то оцепенении, но стал понемногу соображать, и покинул этот сарай как место ненадёжное.
Потом, наконец-то, силы стали понемногу ко мне возвращаться. И вдруг я наткнулся в этом лесу на строительство элитного жилого комплекса, состоящего из 4-х домов по 10-12 этажей. Дома находились в фазе отделочных работ. И я решил здесь попробовать добыть какую-нито одежду. Смотрю, никого нет, тихо, день был суббота или воскресенье. Двери забиты в домах оргалитом. Я сломал в одном подъезде оргалит, пробежал по нескольким этажам, одежды не нашёл. И тут я заметил, что стоят два строительных вагончика, оба на замках, значит сторожа нет. Смотрю через окно внутрь одного вагончика, там на вешалке весит много всякой рабочей одежды. Тогда я тут же рядом нашёл толстую проволку и сделал из неё длинный крючок, и этим крючком через фрамугу окна достал с вешалки всю необходимую мне одежду. После этой операции я опять удалился в лес.
Отойдя от стройки на приличное расстояние, я переоделся, одел рабочие брюки вместо полосатых больничных штанов, одел рубашку, пиджак и на голову водрузил кепочку дачника, и стал похож на киногероя хулигана Федю из фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Повеселевший пошёл уже берегом канала, и вскоре вышел к мосту через канал в районе Химок.
Поднялся по откосу на Ленинградское шоссе, поймал такси «Волгу», и таксист согласился отвезти меня в Купавну. Про себя я рассказал водителю, что я строитель, и что мы сдавали строительный объект и изрядно выпили всей бригадой, я заснул в бытовке, а ребята уехали с моими вещами, так как мои вещи находились в машине в шкафу. Сказал я так, чтобы он не волновался по поводу моей подозрительной личности. Он, кажется, мне поверил. Когда такси приехало в Купавну к моему дому, моей матушки дома не было, она была на дежурстве, сторожила неподалёку. Я зашёл к соседке тёте Лене, она дала мне 10 рублей, столько набил счётчик такси, и я рассчитался с шофёром. А потом соседи пустили слух, что Витька, то есть я, сбежал из тюрьмы. Хотя всего-то из психбольницы.
После побега я стал скрываться от «мусоров», и скрывался года полтора. Время многое списывает каким-то непостижимым образом. Но потом меня всё же арестовали и посадили сначала в Балашихинское К.П.З., а затем отвезли в тюрьму г.Серпухова. Посадили в камеру строгого режима под №25…
Но это уже другой рассказ, другая история…
А этот первый мой рассказ можно также назвать "Безвыходных положений не бывает". А, действительно, если нашёл выход из сумасшедшего дома, то найду выход и из тюрьмы...
