23.07.2015
Москва
Служба информации Союза Православных Хоругвеносцев и Союза Православных Братств
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ ХОРУГВЕНОСЦЕВ,
СОЮЗ ПРАВОСЛАВНЫХ БРАТСТВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
ДУХОВНАЯ БРАНЬ (к дискуссии о восстановлении памятника Дзержинскому). Часть 2.
Да, в интересную ситуацию мы, русские, попали в конце XX-го – Красно-коричневого века. Сначала был разгромлен проект Германского оккультного Национал-социализма, а через 40 лет со страшным грохотом рухнул и проект Красного коммунистического рая на Земле в одной отдельно взятой стране. Хотя, что значит "рухнул", ведь признаки его затухания были видны уже в поздний т.н. Брежневский период, а то, пожалуй, и раньше… Но перед идеологическим вакуумом мы не очутились. Идеологию Красного рая заменил рай Жёлтый, произведённый от – по выражению Горького – "Города Жёлтого Дьявола" – Нью-Йорка. И на место Великого идеала будущего, великой аскезы и безконечных жертв, пришёл абсолютный идеал денег. Как любили шутить вышедшие из тени дельцы: "Бабло победило Зло"… И конечно, тут очень даже понятным становится желание Чубайса "разорвать Достоевского". Ибо Чубайс это ведь современный Ганечка из романа "Идиот". И самая страшная, идеологически, духовно страшная для него сцена, когда Настасья Филипповна бросает пачку со ста тысячами в полыхающий камин, и Ганя, увидев это, падает, лишаясь чувств...
И Чубайс бы упал, да и не он один. Ибо сцена эта есть какая-то квинтэссенция бунтующей против мiра бабла и чистогана – жаждущей правды и идеала – русской души...
Ибо тогда наступило время гайдаров, швыдких и чубайсов, время маклеров и чекистов из поэм Есенина, которые все переквалифицировались в докторов, манагеров и экономистов Гарвардской школы… Я тогда даже написал поэму под названием "Гайдарочубайс", где есть такие строки:
… И всё темней – огромней тень крыла,
Накрывшего заброшенные пашни,
И всё ужасней чёрные дела
В Останкино – на мёртвой телебашне
. . .
Они там горе во хрустальной башне,
В мигании софитов и огней,
А мы внизу, где всё темней и страшней,
Средь силуэтов четырёх коней . . .
.
А в небесах – в короне, и в огне, –
Закрыв полнеба чёрною сутаной,
Король Чубайс на огненном коне
Летит в ночи виденьем Иоанна . . .
.
Он сеет Смерть, и Глад, и СПИД и Мор
Он заливает Родину отравой,
Он над Россией крылья распростёр
Со всей ожидовевшею оравой . . .
.
Потоки крови залили экран,
Потоки крови, реки русской крови,
Стекаются в кровавый океан,
И над Москвой восходит магендовид . . .
.
Орут рекламы – все на Смерти пир !!!
Король Чума бордели открывает,
И вечный Жид – хохочущий вампир
Кровь по бокалам чёрным разливает . . .
.
И все эти апокалиптические картины я видел тогда, в 90-х годах ХХ века, воочию, бродя по почерневшим вдруг улицам Священного Города. А кругом, действительно, шёл Пир чумы. И особенно страшны были его празднующие, хохочущие рожи в телевизоре. Великий русский композитор Георгий Свиридов пишет в своем дневнике:
"Нет, я не верю, что русский поэт превратился в сытого конферансье-куплетиста с мордой, не вмещающейся в телевизор, а русская музыка превратилась
в ч у ж о й п о д г о л о с о к , лишенный души,
лишенный мелодии и веками сложившейся и н т о н а ц и о н н о й с ф е р ы , близкой и понятной русскому человеку. Я презираю базарных шутов, торгующих на заграничных и внутренних рынках всевозможными Реквиями, Мессами, Страстями, Фресками Дионисия и тому подобными поделками под искусство, суррогатом искусства. Они напоминают мне бойких, энергичных "фарцовщиков", торгующих из-под полы крадеными иконами из разоренных церквей" . . .
А ведь как точно сказано. И это ведь про них, про чубайсо-гайдаров, про "бойких фарцовщиков" писал Есенин в поэме "Страна негодяев", когда один такой "бойкий фарцмен" по фамилии Чекистов говорит нам, русским:
… Странный вы народ:
Всю жизнь строили храмы Божии,
Да я бы давно их
Перестроил в места отхожие . . .
И перестроили, да не где-нибудь, а прямо в Святая Святых – на Красной площади Третьего Рима. Впрочем, у этих "фарцовщиков" от литературы были свои боги. Поэт Андрей Вознесенский во времена застоя писал:
" Уберите Ленина с денег –
Он для сердца и для знамён " . . .
Это – про люто ненавидевшего русских и Россию, самого кровавого монстра всех времён и народов.
А вот про умученного по приказанию этого монстра Святого Мученика Царя Николая II Александровича. Из поэмы "Ланжюмо":
"В драндулете, как чертик в колбе,
Изолированный, недобрый,
Среди великодержавных харь,
Среди ряс и охотнорядцев,
Под разученные овации,
Проезжал глава эмиграции –
Царь !"
Я сам, недавно читая книгу Станислава Куняева "Русский дом", и, в очередной раз, наткнувшись на известное стихотворение еврейского поэта Джека Алтаузена, как-то машинально, карандашом на полях, его переделал. Вот оригинал и моя "интерпретация". Алтаузен предлагает:
Я предлагаю Минина расплавить,
Пожарского… Зачем им пьедестал…
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал…
Как жаль, что мы им не свернули шею.
Оно, наверно, было бы под стать.
Подумаешь, – они спасли Ра-сею!
А может, было б лучше не спасать?..
Так предлагает Джек Алтаузен. А я предлагаю несколько иначе:
Я предлагаю Ленина расплавить,
Дзержинского… Зачем им пьедестал…
Довольно нам двух Русофобов славить,
Их за закланьем русских Бог застал…
Как жаль, что мы им не свернули шею.
Оно, наверно, было бы под стать.
Полухазарию и полуиудею
Тогда не удалось бы им создать . . .
Вот такие два разных взгляда на мир… Но чаще эти два взгляда выражались (и будут выражаться) куда более радикально. Вот строки из стихотворения Пимена Карпова, памяти другого русского поэта, Алексея Ганина, обвинённого тогдашними дзержинскими в создании "Ордена русских фашистов" и, разумеется, умученного чекистами. За что? А вот за что:
… За то, что в сердце поднял ты, как знамя,
Божественный огонь – родной язык,
Но и в застенке мучимый жидами,
Пылал огнем придушенный твой крик.
От света замурованный дневного,
В когтях железных погибая сам,
Ты сознавал, что племени родного
Нельзя отдать на растерзание псам.
И ты себе на помощь звать светила,
Чтоб звездами душителя убить,
Чтобы в России дьявольская сила
Мужицкую не доконала выть.
Всё кончено! Мучитель, мозг твой выпив,
Пораздробив твои суставы все,
Тебя в зубчатом скрежете и скрипе
Живого разорвал на колесе!
И жид, подъяв раздвоенное жало,
Как знамя, над душою бытия,
Посеял смерть. Ему рукоплескала
Продажных душ продажная семья...
Страшные строки. Страшная правда о растерзанной, умученной, умучиваемой России и о русском истреблявшемся – истребляемом народе… Я там заменил одно слово, не потому что так лучше, нет. А потому, что так доходчивее, что ли. Ибо такие слова про палача, умучившего Алексея Ганина, как "он", конечно же, были написаны по цензурным соображениям. Вместо "он" тут должно стоять вечное – "Жид"...
Наиболее ярко и остро это понимал Достоевский. Вообще, битва вокруг творчества и мировоззрения Достоевского длится уже как минимум полтора века. Особенно его ненавидят евреи. Да это и понятно. Сам он ведь тоже не очень их жаловал. Достаточно почитать "Дневник писателя"… В "Бесах" один из героев, "жидок Лямшин", постоянно пародирует и высмеивает весь русский и, шире, арийский мир. А в "Братьях Карамазовых" так и вообще описывается медленное ритуальное убийство жидом христианского младенца, совершаемое с особой ненавистью, сладострастием и жестокостью… Понятно, почему Чубайс хочет "разорвать Достоевского на куски". Впрочем, не один Чубайс. Ещё на Первом всесоюзном съезде советских писателей, 21 августа 1934 года, известный еврейский критик-формалист Виктор Шкловский взывал с трибуны: "… Я сегодня чувствую, как р а з г о р а е т с я съезд и, я думаю, мы должны чувствовать, что если бы сюда пришёл Фёдор Михайлович, то мы могли бы его судить как н а с л е д н и к и ч е л о в е ч е с т в а,
как люди, которые судят изменника,
как люди, которые сегодня отвечают за будущее мира. Фёдора Михайловича Достоевского нельзя понять вне революции и
нельзя понять иначе как изменника!"
так и понимали еврейские критики и литературоведы всю русскую литературу. Понимали и судили. Судили и осуждали. И Достоевского, и Булгакова, и Платонова, а затем – Блока, Есенина, Ганина, Клюева, Гумилева, Павла Васильева, Заболоцкого, Смелякова, Рубцова, Талькова... Впрочем, если начать перечислять имена "подсудимых", то придётся перечислить "весь список", всю русскую литературу. Да и не только русскую, и не только литературу. Гёте, Пушкин, Шекспир, Тургенев, Куприн, Ницше, Вагнер, Свиридов, Васнецов, Корин, Глазунов… Придётся перечислить, осудить и приговорить всю так называемую "мировую", европейскую, западную и всю славянскую и русскую культуру. И все страны осудить, и всю их варварскую, гойскую, ненавистную шкловским и чубайсам историю: Древний Рим, всё высокое Средневековье, Португалию, Испанию, Францию, Германию, Польшу … ну, и, конечно, самое главное – "тысячелетнюю рабу" и "главную тюрьму народов" и особенно народа еврейского – Россию, причём всю: от Рюрика и до Николая Второго. И неизвестно какой период хуже. "Все – хуже!" – если перефразировать известную фразу Сталина...
И они рассматривали, они преследовали, они осуждали, они судили и выносили приговоры, и по этим решениям их чекистских троек люди шли "по тундре, по железной дороге…". Встречу двух русских этапов на одной такой дороге страдания с невероятной силой описал Ярослав Смеляков:
Когда встречаются этапы
Вдоль по дороге снеговой,
Овчарки рвутся с жарким храпом
И злее бегает конвой...
И на ходу колонне встречной,
Идущей в свой тюремный дом,
Один вопрос. Тот самый, вечный,
Сорвавши голос, задаём.
Он прозвучит нестройным гулом
В краю морозной синевы:
Кто из Смоленска? Кто из Тулы?
Кто из Орла? Кто из Москвы?
И слышим выкрик деревенский,
И ловим отклик городской,
Что есть и тульский, и смоленский,
Есть из посёлка под Москвой.
Ах, вроде счастья выше нету –
Сквозь индивелые штыки
Услышать хриплые ответы,
Что есть и будут земляки.
Шагай, этап, быстрее, шибко,
Забыв о собственном конце,
С полубезумною улыбкой
На успокоенном лице . . .
Это великое эпическое стихотворение посильнее Дантова "Ада" будет. Оно написано в 1963 году – и в нём, сконцентрировавшись, отразилась вся история оккупированной "красными дьяволятами" России. Все эти Шкловские, Брики, Леопольды Авербахи – все, начиная с Дзержинского и Урицкого, и заканчивая целой пентаграммой еврейских фамилий руководителей Бело-Мор-Каналов, – вся она, эта Кровавая Пентаграмма, судила и выносила приговоры Достоевскому, Гумилёву, Булгакову и Есенину, – вся она стоит за "кулисами" этого страшного, невероятного по силе правды стихотворения. А ведь поэт его не выдумал, он сам несколько раз шёл по этому Всероссийскому русскому этапу...
Но есть и другие стихотворения, как бы ответ на это, только с "противоположной стороны". Они полны великой и извечной ненавистью "богоизбранного народа" к нам, русским. Пример такой ненависти, в своей книге "Русский Дом", приводит Станислав Куняев. Он пишет: "В последний раз б а ц и л л а ч е к и с т с к о г о м ы ш л е н и я (а это и есть прямое "жидовство" – Л.Д.С-Н) неожиданно воскресла в творчестве поэта-шестидесятника Давида Маркиша, сына Переца Маркиша, прославившегося во время террора 1937 года … Его сын, переселившийся в 80-е годы прошлого века в Израиль, сочинил на "исторической Родине" своеобразный манифест:
Я говорю о нас, сыны Синая,
О нас, чей взгляд иным теплом согрет.
Пусть русский люд ведёт тропа иная,
До их славянских дел нам дела нет.
Мы ели хлеб их, но платили кровью,
Счета сохранены, но не сведены.
Мы отомстим цветами в изголовье
Их северной страны.
Когда сотрётся липовая проба,
Когда заглохнет красных криков гул,
Мы встанем у берёзового гроба
В почётный караул.
Мы встанем в караул, и мы им скажем,
Всю правду им откроем у гробов,
Что звёзды всех пяти кремлёвских башен
Есть пентаграммы наших праотцов.
Мы дали вам наш большевистский герб,
Мы дали вам Христа себе на горе
И вслед за тем, пролив потоки крови,
Мы дали Маркса вам, себе в ущерб.
Вы говорите, мол "Иуда на ущербе",
Что рушится еврейский С.С.С.Р.,
Но слышим мы зов крови в каждом нерве:
То возвращается извечный Агасфер …
Предпоследнее четверостишие Давида Маркиша, правда, я несколько "доделал" и дописал. А последнее вообще написал за него сам. Поскольку конец должен быть именно таким… Так, вот, это стихотворение и есть "червь грызущий", "огнь поедающий" и "скрежет зубовный", которые и двигали все ереси жидовствующих во все времена. Убивали и истребляли всю русскую культуру: и не только в ХХ веке. А Пушкина? А Лермонтова? А Гумилёва, Есенина, Ганина, Васильева, Шукшина, Талькова, Башлачёва... Да мало ли их, принявших мученическую кончину от рук "жидовской тайны беззакония"? Вся Россия – есть великая Христова жертва на Алтарь Распятого ими же – нашего с вами Бога! Но ведь Он воскрес, и все они воскреснут, и в День Страшного Суда придут обвинять всех этих "человекоубийц искони"… Поэтому и я, продолжая эту с т р а д а т е л ь н у ю т р а д и ц и ю русской литературы, тоже написал стихотворение:
Сколько крови, сколько русской крови
По ЧЕКИ подвалам разлито,
Будто бы на бойне, на коровьей,
От крови дымящейся тепло.
Пристают подошвы, руки липнут,
Горька и сладка она на вкус,
Русской крови – крови гекалитры,
Коих я исчислить не берусь.
Резали, кололи, источали,
Подставляли кружку иль стакан,
А остатки крови псы лизали:
Бобик, Тобик, Шарик и Полкан.
Кровь, дымясь, по желобу стекала,
Мозг "ублюдков" устилал весь пол,
А в конце расстрела – спирт и сало,
Кокаин иль морфия укол.
Тех времён Чубайсы и Гайдары
На сиденьях ехали "марусь",
А теперь потомки их пожары
Разжигают, чтоб сгорела Русь.
Празднуй День Народного Единства,
С тихою улыбкой на лице,
Самая свободная Отчизна
Отольёт нам ордена в свинце...
Празднуй День Народного Единства,
Единяйся жертва с палачом,
Кровь Христа – с кровавым жидовинством,
Агнец – со смердящим Ильичом…
Что ей будет? – Русь всё перетерпит.
Жидовство. Застенки. Лагеря.
Тем, кто знает: нет на свете Смерти,
Не страшна кровавая заря.
Жид построил Русь тюремным строем,
Жид построил тюрьмы, лагеря…
В час, когда предстану пред конвоем,
Господи, не оставляй меня...
Что тут ещё сказать? В принципе всё сказано. Россия была, есть и будет только одна – та тысячелетняя, русская и Царская. А Красная «Россия» не Россия, а Хазария, Вавилон, Новое еврейское анти-царство, где правила, по точному выражению Алексея Ганина, «сатанинская секта изуверов». Вот почему не памятник Железному Феликсу надо восстанавливать на Лубянке, а, как я говорил ранее, Иоанну IV Грозному, либо памятник умученному большевиками святому русскому Царю Николаю II Александровичу, как знак великого всенародного покаяния, как символ возвращения к истинной тысячелетней православной Святой Руси – но никак не палачу русского народа «Железному Феликсу».
Глава Союз Православных Хоругвеносцев , Председатель Союза Православных Братств, представитель Ордена святого Георгия Победоносца и глава Сербско — Черногорского Савеза Православних Барjактара
Леонид Донатович Симонович — Никшич
